СВЯЩЕННИК КИРИЛЛ ЗАЙЦЕВ
Памяти
посл'Ъдвяго Царя
Росс1я и Царь. — Тайна личности Царя,—
Катастрофа.
Шанхай 1948 г
ж
СВЯЩЕННИК КИРИЛЛ ЗАЙЦЕВ
Памяти
посл'Ьдняго Царя
Росс1Я и Царь. — Тайна личности Царя. —
Катастрофа.
Шанхай 1948 г.
0|дШгес1 Ьу 1Пе 1п1егпе1 АгсИме
т 2010 \л/Шп ^ипсИпд {гот
УтуегзКу о! 1\1ог1М СагоПпа а! СИаре! НШ
1п11р://\ллллл/.агсИ|уе.огд/с1е1а||5/рат1а1|ро5Мес1п1008800
Настоящш очерн был напечатан в 1943
г. в Харбинсном «Хлебе Небесном». Вос-
производится он с незначительными, по боль-
шей части чисто редакционными измт>нен:ями.
Если бы автор писал его наново, под живым
впечатлением с о б ы т I й , возникших в М1ре за
посл-ьдше годы, то. надо думать, естествен-
но сгустились бы эсхатологичесн1я краски.
Но в общем, ни опыт истекших лет, ни то
обстоятельство, что в подписи автора слово
«профессор» заменилось словом «священник»,
не заставляют пересмотреть написанное по
существу. Выношенное автором в процессе
долголетнаго размышления понимание судеб
нашей Родины — получило лишь большую
крепость.
I
РОСС1Я И ЦАРЬ
«Велич1е и падеше Римской Имперш», — под
таким назвашем написал когда то Монтескье
свое знаменитое изсл-вдоваше о причинах гибели
величайшаго культурно-политическаго и госу-
дарственнаго образован!я античнаго м1ра. Под
подобным же наименовашем можно было бы
написать теперь изслъдоваше и о судьбах Росст
— с той разницей, что, быть может, еще боль-
шим было величхе и, уж наверное, болъе стра-
шным было паден1е этого величайшаго, послъ
перваго и второго Римов, имперскаго твла —
бол'Ье страшным, как в смыслъ быстроты низ-
вержен1я, действительно мгновенной, так и в
смыслъ глубины падешя, положительно неизслъ-
димой.
Громадность катастрофы тъм болъе потря-
сает воображеше, что, вопреки неръдким сужде-
ниям, ни на чем, кромъ тягостнаго невъдъшя и
злого предубъждешя, не основанным, катастро-
фа эта никакими объективно-вразумительными
причинами обусловлена не была. Она возникла
в обстановке такого блистательнаго расцвъта
живых сил и среди такого обил1я широко рас-
крывающихся конкретных возможностей даль-
нъйшаго, еще бол-ве блистательнаго, расцвъта
этих сил, что всяк1й, самый проницательный,.
человъческШ разум, руководимый самой, каза-
лось бы, трезвой человъческой волею, должен
был бы, в своем практически-политическом дъ-
ланш, исходить из предположения о всецълой $
вероятности дальнейших успехов Россш, даль
нъйшаго разрастания ея могущества, дальней-*
шаго экономическаго и культурнаго преуспъ-;;;.
ян1я ея.
Ведь, буквально, по всем статьям под ръз-
хим углом вздымалась вверх кривая развитая
Россш: хозяйственное благосостояше, граждан-
ственность, политическая мощь, военная сила,
просв-Б1ден1е, наука, технически прогресс, искус-
ство всбх видов — везде Россия ставила рекор-
ды, несравненную степень которых только сейчас
можем оценить мы, озирая умственным оком
весь предшедпий путь русской исторш. На без-
брежных русских просторах расцветал новый
культурный М1р, легко и свободно осва~ивавш1Й
все достижешя Запада, и вместе с тем лишен-
ный того слепого преклонешя пред матер1аль-
ными благами, того узкаго практицизма, той
ПРИЖИМИСТОСТИ И ПрИЗеМИСТОСТИ, ТОЙ ТЕСНОТЫ
духовных горизонтов, того культурно-моральна-
го крохоборства, которые, составляя в изв-вст-
ном смысле силу западнаго человечества, вме-
сте с тем так безысходно обедняют его жизнь.
Уверенной, но легкой и свободной поступью
выходила Россия на м!ровую арену, как н-вк1й
исполин, который может себе позволить во всем
быть широким и великодушным, вплоть до по-
литики, привычно, даже поскольку она выходит
за пределы торговых интересов, исполненной, в
представление Запада, национальной корысти и
принцишальнаго мак1авеллизма. И другую рос-
кошь могла позволить себе Россия: не реклами-
ровать себя! Не кричала о себе, а замалчивала
себя Росс1я. Не только не домогалась признания
Рвсая, а скорее стеснялась слишком громких
его проявлена...
И вдруг — катастрофа, внезапная и оглуши
тельная, начисто и до конца упразднившая все
многочисленные «коэффициенты», которыми так
выразительно можно было измерять «прогресс»
на всех поприщах общественной, государствен-
ной, культурной жизни Россш. Дикое поле! По-
горелое место!
Не стало Великой Россш. Как марево ра-
сплылся ея величественный облик, утратив самое
имя свое и обернувшись нечестивым государст-
венным образован1ем м1рового же масштаба,
но лишенным всякаго органическаго родства с
бывщей Росс1ей и прямой задачей себе ставя-
щим сознательное и последовательное разруше-
н1е богоустановленнаго порядка на пространстве
земной планеты. Память о подлинной Россш
осталась только в ея исконной великолепной
культуре, которая продолжает быть великой и,
в конечном счете, положительной силой, все
глубже проникающей в сознаше м1ра. И все с
большей настойчивостью стучится в сознаще м!ра
мысль о необыкновенной загадочности, о некой
«провиденщальности» судьбы Россш. Не чудом
ли божественной благодати является ея былой
рост, о котором два века тому назад обруселый
немецМиних, столь много сделавшШ для велич1я
Россш, мог сказать: — «Русское государство
имеет то преимущество перед другими, что оно
управляется самим Богом: иначе невозможно
6
объяснить, как оно существует»? Не чудом лиг
Божьей кары является и ея срыв? Пред зря-
чим духовным взором Историческая Россля,
как н-вкое замкнутое единство, встает нынъ во
всем своем величш, во всей своей духовной
особливости, во всей своей культурной целост-
ности. И все чаше задумывается человек, не
утратившей мысль о душевном спасенш: не со-
держит ли в себ-ъ н^кую спасительную тайну
этот прекрасный, ни на что непохожи! самобыт-
ный м1р, открытый теперь ыаблюдешю и размы-
шлен1ю на всем своем жизненном пути, от на-
чала и... до нонца.
Да! До конца! Нельзя не произнести этого
жестокаго слова! Ибо не знаем мы, что гото-
вит нам будущее, в настоящем же мы видим
полное нарушеше преемственности с прошлым,
уход из д^ствительности того, что мы привык
ли называть Росс1ей. С отречешем Царя, с опу-
сттзн1ем престола, с низвержешем династш, с
мученической гибелью Царской Семьи не стало
Россш. Отказался русскШ народ от Православ-
наго Царя — и прахом пошли всв «коэффищен-
ты» прогресса, а потом, если и возникли в н^"
которых направлешях новые, то уже в суще-
ственно-ином планъ и не на пользу ни Россш,
ни человечеству, а в прямую им угрозу. Тог
что высится нынЪ на мт>стт> РосЫи — не Росс1Я-
Росс1я на русской земл-в таится в подполь-в*
Росс1я живет в Зарубежш, Росс1я свътится в
прошлом, Россия грезится в будущем, Росс1Я в
каком то распыленном видъ, быть может, эртзет
и там, внутри. Но, как национально - государ-
ственнаго цълаго, в настоящее время — ея нтзт.
То, что составляло живую личность Россм,
утратило связь с нацюнально-государственным
ея бьтем, Росс1я испытала то, что бывает с
людьми, страдающими помутнтзшем и угасашем
сознаьия, он-вм^шем свободной воли. Живая ду-
ша уходит в нтзК1я глубины, а «видимый» чело.
в-ьк делается игралищем обдержащей его чужой
и враждебной силы. Человек, порою, живет
физической жизнью почти нормально, он совер-
шает обдуманные, тщательно иногда подготов-
ленные поступки, — но он «себя» не знает, —
ее помнит, не сознает своего поведен1я, своего
лодлиннаго «я» в нем не обнаруживает. Такой
человтзк утратил свою «личность»: в нем живет
дух постороннш.
«Личность» свою утратила и Россия! Она
избыла свое национальное самосознаше. Эта
страшная бъда, конечно, зр'Ьла издавна, но
разразилась она на наших глазах в формах
бурной и внезапной одержимости. Действитель-
но, вдумайтесь в смысл знаменитаго «февраля»,
для части русскаго общества и посейчас окру-
женнаго дымкой свътлой лазури, якобы омра-
ченной ЛИШЬ В СИЛУ ПОЗДН-БЙШаГО В03ДТ5ЙСТВ1Я
темнаго, отвратительнаго большевицкаго «ок-
тября». Между тем, именно в образтз этого
«св"Втлаго» февраля свершилось то, что, в пред-
ставлены каждаго морально-здороваго, не отор-
вавшагося от русской почвы, русскаго челове-
ка, независимо от его настроенности и полити-
ческая направлетя, искони было самым стра-
шным, что только можно было представить:
сознательный бунт против Царя — не против
опред"Бленнаго Царя, во имя Царя друго-
го, а против Царской власти вообще! И что же?
Росс1я восприняла эю отталкивающее безчин-
ство в ликоваши праздничном, как весну, как
освобожден!е от злой неволи, как зарю новой
светлой жизни! И ЭТО — ВСЯ Р0СС1Я В 1ГБЛОМ,
весь русск1й народ во всех общественных груп-
пах! Это ли не бесноватость? Это ли не припа-
док злой одержимости?
И кончилась на этом Росая. Покинула ее
благодать Бож1я: за легкомысленно-суетливым,
прекраснодущно-мечтательным «февралем> при-
шел, как Немезида, зловеще-кровавый и сосре-
доточенно-мрачный октябрь— и задавил Росспо.
Больше четверти века прошло, а Россия
все еще неспособна вернуться к сознанш своей
утраченной личности, ибо неспособна осознать
свое окаянство...
А как долго, как терпеливо пребывала бла-
годать Бож1я на челе Росс1и. цока не соверше-
но было покушен1е на Помазанника! Ведь, и
Великая война шла так, что Россия двигалась к
победе. Не побежденная Россхя стала жертвой
револющи. Напротив того! Россия победитель-
ница была лишена плодов своей победы фактом
низвержешя ея в пучину революционной смути.
Револющя - не плод поражешя, а источник его.
Револющя сорвала побтзду. Этим Господь как
бы с нарочитой ясностью показал нам, что не
Он забыл нас, а что мы забыли, что мы Его
предали, от Него отказались. Свергнув Царр,
Богом поставленнаго, мы отреклись от БожЬй
помощи, и с железной логикой развернулся
дальнтзйиий ход событш, о котором большеви-
ки так прямо и говорили: «сбросили Царя, те-
перь сбросим и Бога»...
Безблагодатная Росс1я уже не в силах была
противостоять злу, обдержащему ее: духовная,
личность ея, поистине, воплощалась в Царь
Свергнув Царя, Росс1я утратила свою личность
и стала жертвой б-всов...
Поразительна внезапность, с которой про-
изошло эго оборотничество. Но. конечно, эга
мгновенная катастрофа была лишь кристаллиза-
цией процесса, идущего издавна И нельзя лучше
задним числом осознать наглядно-показательное
значен1е последних подготовительных стадШ
назревавшей катастрофы, как вдумываясь и
всматриваясь в личность и судьбу нашего
послтэдняго Царя, жизнь котораго так тра-
гически оказалась связанной с жизнью наше-
го отечества. Не только сл-вдует нам любовно
всматриваться в прекрасныя личныя свойства
10 «
этого светлаго человека, являвшего на всем
протяженш своей жизни незамутненный образ
православнаго христ1анина, глубокаго и истова-
го, а и вдумываться в предметную сущность
той связи Царя с Росс1ей, разрыв которой во-^
зым-бл столь трагическ1я для нея последств1я.
Будем кратки.
Росс1я, Историческая Росс1я Императорская,
закатную красоту которой мы еще помним,
встает пред нами, прежде всего, как Великая
Росс1я. Но возникла и выросла эта Росс1я, как
Святая Русь, в которой жизнь государства и
общества, жизнь каждой отдельной личности и
семьи, от Царя до крестьянина, была неотрывна
от жизни Церкви. Начиная с Петра, Росс1я, все
больше успевая в своей великодержавности, все
сильнее обм1рщалась. Церковь, правда, не ухо-
дила из русской жизни, но она постепенно, с ка-
кой то неотвратимой последовательностью отте-
снялась от разных сторон русской действитель-
ности. Если Росс1я в целом продолжала, однако,
как государственно-нацюнальное тело.быть не-
разрывно связанной с Церковью, то это было
только в лице Царя, который являлся воплоще-
шем одновременно и Великой Россш и Святой
Руси. Пока во главе Великой Россш стоял Царь,
Росс1я не только содержала в себе отдельные
элементы Святой Руси, но и в целом продол-
жала быть Святой Русью, как организованное
единство. Но вот что замечательно! Чем явст-
11
веннЪе сказывалось расхождение с Церковью
русской общественности, русской государствен-
ности, русскаго народа, тем явственнее в лично-
ности Царя обозначались черты Святой Руси.
Уже Император Александр III был в этом отно-
шенш очень показательным явлением. Еще в
гораздо большей степени выразительной в этом
же смысле была фигура Императора Николая
II. В этом — объяснеше той трагически- безыс-
ходной отчужденности, которую мы наблюдаем
между ним и русским обществом. Великая Рос-
С1я, в зените свое! о расцвета, радикально от-
ходила от Святой Руси, но эта последняя как
раз в это время в образе послъдняго русскаго
Царя получила необыкновенно сильное, яркое
— прямо-таки, светоносное выражеше.
Чтобы измерить всю силу поистине потря-
сающей отчужденности между Православным
Царем и уходящей от Православ1я Росс1ей,
надо познакомиться с состоящем умов тогдаш-
ней Россш. Ограничимся несколькими иллюст-
рациями, извлеченными из публицистики эпохи.
Вот как, в самом начале XX века, писал
об этом, в самой общей форме, известный ду-
ховный писатель, профессор гомилетики Нев-
ской духовной академш, В. ПевницкШ, в статье,
так и названной им: «Об отношенм к Церкви
нашего образованнаго общества».
«Издревле Русь называлась святой Русью,
и охранеше чистоты и целости православия она
12
считала своим призванием. Вы знаете из исто-
р1и, что наши предки твердо держались уста-
вов Церкви, забота об охраненш православ1я
от всяких нечистых примесей одинаково была
на мысли всбх сословШ русскаго общества. А
что ныне? Может ли Русь попрежнему назы-
ваться святою Русью? Не потускнело ли это
светлое титло, которым прежде украшалось
наше отечество? Если бы возстали из гробов
наши благочестивые предки и посмотрели на
нынешнее шаташе умов, на современное непоч-
тительное отношеше к Церкви и ея уставам
нашего образованнаго передового общества,
они удивились бы изм"Бнен1ю наших нравов, и
чувства их терзались бы от глубокой скорби
при виде оскудешя в нас. духа благочест1я...
«Представьте себе святую православную
веру, хранимую в Церкви, посланницею небес.
Мы можем так называть ее, потому что она не
нащим земным разумом измышлена: источник
ея — небесный, божественный. Она вера откро-
венная; она свыше, от разума божественнаго
ниспослана нам, и ей, этой небесной посланни-
це, поручено освещать наше темное сознаше и
указывать нам путь спасешя. Где же среди нас
обиталище ея, и где ее принимают? Принимают
ее люди простые, держапиеся руководства Цер-
кви. Но нет ей благопр1ятнаго пр1ема там, где,
повидимому, должен быть особенно слышен и
понятен голос ея. Она хотела бы занять и
утвердить себе место среди руководителей об-
щественнаго мнешя, заправляющих печатным
словом. Но мнопе ли здесь принимают ее и при-
знают своей руководительницей? Едва ли не
большинство сторонится от нея и ищет
себе других руководителей, чуждых и
13
даже прямо враждебных ей. В нашем печат-
ном слове, на страницах наших повременных
издан1й — журналов и газет, (писал некогда
наш самый видный и знаменитый публицист
Катков) «замечается совершенное отсутств1е
релипознаго направлешя». Если и слышен
инде голос ревнителей и чтителей веры, то
он совершенно заглушается шумными голо-
сами людей, знать не хотящих указанШ веры
и нередко подвергающих глумленш суждешя,
на ней основанныя. Читайте и перелистывайте
наши светск1я газеты и журналы: чувствуется
ли в них такой тон, чтобы вы могли сказать,
что это говорят люди, воспитанные в правосла-
В1и? Редко, весьма редко. Правда, многое здесь
пишется людьми неправославными, в особенно-
сти, семитами, враждебно относящимися ко все-
му христ1анскому, силящимися и усиливающи-
мися все более и более овладевать нашею по-
временною печатью. Нельзя не жалеть об этом,
особенно ввиду того, как много способствовали
эти пришлые деятели нашей печати распростра-
нен^ анти-христ1анскаго духа на Западе. Но
еще более жаль, что и наши русск1е, наши
единоверцы, говорят так, что вы не сумеете
отличить их речей от речи какого либо семита.
«Идет вера, эта небесная посланница, в свя-
тилища наших высших знанш. Здесь встречает
она храмы Божш, откуда свет небесный должен
распространяться и освещать собою сознаше
людей, посвящающих себя искашю истины.' Но
она не довольствуется рукотворенными храма-
ми, а ищет живых храмов, которых Желает ве-
сти ко спасенш, — в сердцах человеческих. А
други и преданные служители веры скорбят,
жалуются и на то, что ей, этой небесной по-
44
сланницъ, в живых храмах, витающих в наших
святилищах высших знан1й, не отводят почет-
наго, ей подобающаго, мъста и часто слишком
мало придают значешя ея требованиям и ука-
заниям.
«Идет она в собрашя передовых людей, в ро-
скошно убранные и освъщенные дома, куда соби-
раются люди для удовлеворешя потребностей
своей души, ищущей не то поучешя, не то удо-
вольств1я. И здъсь ей н-БТ мъста, и здъсь на нее
не обращают внимашя, и напрасно стала бы она
здтэсь возвышать свой голос. Идет она... Но
нът, не будем болъе, хотя и мысленно, сопрово-
ждать ее в ея странств1ях по домам и жили-
щам нашим, чтобы не видъть того равнодушия,
если не прямого лренебрежешя, с каким в раз-
ных мъстах встречают ее, и не болъть за нее
душою».
Еще в болъе общей формъ этот же вопрос
был поставлен и со свойственной ему безпощад-
но-острой проницательностью освъщен Розано-
вым — человъком, много погръшившим про-
тив Церкви Православной, но, в отлич1е от
своих многочисленных современников, настоль-
ко органически связанным с Церковью, что, и
бунтуя против нея, не в силах был он покинуть
ея ограды.
Розанов подвергает обсуждение самое по-
нят1е «культуры», в том ея обличш, которое
было характерно для быта русских «образован-
ных» людей, и приходит к выводу, весьма для
русской культурной «элиты» невыгодному. Не
15
обинуясь, он так называемый «простой» народ
противопоставляет обществу «культурному» не
по признаку отсталости перваго от второго, а,
напротив, — по признаку явнаго превосходства
«простонародья» над русским «образованным
обществом».
«Будучи чрезвычайно первобытен во всем
второстепенном, наш простой народ в то же
время во всем существенном, важном высоко и
строго культурен. Собственно, безкультурно то,
что вокруг него, среди чего он живет, трудит-
ся, рождается, умирает; но внутри себя, но он
сам, но его душа и жизнь — культурны.
В этом отношенш он составляет как бы
антитезу высшим классам, над ним лежащим»
которые культурны в подробностях быта,
во всем, что окружает их, но не в строъ
своем внутреннем и также не в суще-
ственных моментах жизни. Можно сказать, и к
прискорбш уже давно, что рождается, думает,
чувствует себя и других, и, наконец, умирает
челов-вк высщих слоев, если не как животное,
то несколько близко к этому; и только трудит-
ся он не только, как челов-вк, но и как челов-вк
усовершенстовованный, искусно приподнятый на
высоту. Напротив, грубый люд наш, правда,
трудится, почти, как животное, но он думает, но
он чувствует, но он умирает, как христ!анин,
т.е. как человък стоящш на. высшей доступной
степени просвъщешя...»
Нащупывая пограничность культурнаго пре-
сыщешя с культурным одичашем, Розанов го-
ворит:
«Первобытный, элементарный человък есть
16
не только тот, кто, озирая игр новыми изумлен-
ными глазами, ничего не различает в нем и оди-
наково дивится солнцу и пылающему вдали ко-
стру; но и тог. кто всему перестает удивляться,
ко всему охладтзв, так же, как и дикарь, толь-
ко ощущает свои потребности и удовлетворяет
их».
«Культура есть синтез всего желаемаго в
исторЫ: из нея ничто не исключается, в нее
одинаково входит релипя, государство, семья,
наконец, весь склад жизни личной и обществен-
ной. Все это, насколько оно зиждется, возра-
стает — навивает на человека одну черту слож-
ности за другой, обогащая еге сердце, возвы-
шая его ум, укрепляя волю. И, напротив, —
насколько это разрушается, от человека сходит
одна черта за другой, пока он не останется
прост, обнажен от всего, как тогда, когда вы-
шел из лона природы».
Перенося эти размышлен'я на проблему,
особо его занимавшую, — проблему школы, Ро-
занов заключает:
«Отсюда ясна задача нашей элементарной
школы: тот культ, который несет уже в себ"Б
темный люд, прояснить и распространить — вот
в чем лежит ея смысл ея особое, внутреннее
оправдаше. Чы не сказали — у крепит ь — этот
культ, потому что. кровью своею народ наш
не однажды уже запечатл-вл эту кр-впость. Но
столь преданный, но так любящШ, он никогда
не поднимался на сколько нибудь достаточную
высоту в созерцанш любимаго им. Можно ска-
зать, что, как нищШ, он стоял в притвори хра-
ма и плакал, слыша едва доносящтеся до него
отрывки п-вснопЪнш и возгласов; и боролся, и
17
защищал храм, и проливал кровь за его стена-
ми, чтобы не вошли и не осквернили его враги,
или, криками и смятешем, не прервали совер-
шающееся в нем. Поистине эта верность до-
стойна, чтобы наградиться, достоин он и уви-
деть и понять таинственное в нем служеше.
Этой наградой за верность и должна быть ему
школа: около храма, около богослужения, около
религш, она — лишь незначительная пристрой-
ка, внутреннш притвор, вводяшдй темную и лю-
бящую душу в смысл того, что она безотчетно
любила и за что страдала. Такова задача шко-
лы культурной и исторической, в противопо-
ложность анти-культурной и анти-исторической,
какая установлена у нас людом, темным в ры-
с л "Б просв-Бщешя и в путях исторм.»
Здесь естественно выдвигается Церковь,
как ведущая сила в школе.
«Нельзя слепому доверять вести зрячаго...
не нужно к церкви приставлять стражей, чтобы
она, почти два тысячел-БТ1я учительная, взро-
стившая в ученш своем весь христ1анскш м1р,
не упустила каких нибудь подробностей, в ко-
торых одн-ъх могут что-нибудь понимать эти
пристав ленники.»
Так должно быть! А что набюдается в дей-
ствительности?
«Ни Часослова, ни Псалтыри, ни Ветхаго За-
вета ньт в списке рекомендованных, одобрен-
ных, допущенных для сельских школ книг.»
Розанов строит обширный план «воцерков-
лен!я» школьнаго дела. Строит он и дальней-
шие планы: воцерковлешя внешкольной куль-
туры! Видит он необходимость, кроме школы,
18
еще одной пристройки к храму: церковнаго
книгохранилища... Видит он необходимость и
бытового сближен1я духовенства с обществом ..
Как всегда, мыслит он конкретно. Берет он
«мальчика».
«У этого мальчика нет своего мтэстнаго свя-
щенника, который был бы также и священни-
ком его сестры и матери, котораго он привык
бы видеть у себя на дому с образом — служа-
щим молебен или всенощную в памятные се-
мейные дни. Мало-по-малу семья, раздвоенная
препровождешем времени, имея разные прихо-
ды, не сливается тесно ни с одним и отвыкает
от церкви... Там образуется не неверующее
общество наше — сказать это, значило бы
грубо ошибиться,— но общество страшно уеди-
ненное от церкви и, если не считать полуза-
бытых книжек, вполне ее не выдающее. В свою
очередь, церковь, оставленная высшим обще-
ством, имея живую и постоянную связь лишь
с мало обученным людом, становится робка,
неуверенна в своих действиях и хоть с болью,
но там и зд^сь поступается дл-я нея долж-
ным»...
Итак, грандюзная духовная реформа встает
в воображен1и гешальнаго чудака? Общество
воцерковляется! Оно возвращается, подобно
блудному сыну, в ограду Церкви! Но, ведь,
для этого нужно было бы этому обществу
«придти в себя»! Способно ли было оно на
это? Склонно ли было русское образованное
общество к «возсоединенш» с Церковью?
На этот вопрос ясный ответ даст нам еще
одна, последняя из извлекаемых нами, иллю-
19
стращя из публицистики эпохи, — как увидим,
иллюстрация жуткая по силта и напряженности
«антиклерикальной» настроенности, а главное —
по тому жуткому спокойствию, с каким утверж-
даются в ней самыя страшньтя вещи.
Эта иллюстрация извлекается нами не из
подпольнаго безбожнаго листка, не из радикаль-
но социалистической литературы, а из самаго
мирнаго, самаго «академическаго», самаго «бур-
жуазнаго», самаго высоко-культурнаго, широка-
го и «просв-вщеннаго» органа русской повремен-
ной печати — из солиднтзйшаго «В-встника Ев-
ропы», руководимаго солиднтзйшими Стасюлеви-
чем и Арсеньевым.
Кони, Сергеевич, Герье, Влад. Соловьев —
вот высок1я имена лиц, которыя украшали
страницы этого прекраснаго журнала своими
статьями и целыми изслтэдовашями. Мужи нау-
ки, отвлеченной мысли, государственнаго опыта
несли туда самыя выношенныя свои произведем
Н1я, зная, что это — подлинно форум надпартШ-
ной русской общественной жизни. И вот в
отд'БЛ'Б «Литературное обозрите» под ничего
не говорящими инищалами «М. Г.» находим мы
в сентябрьской книжк-в за 1908 г. следующую
многоговорящую рецензию на брошюрку не-
коего Н. Казмина-Вьюгова, выпущенную в том
же году, в Петербург-в, под заглав1ем-. «О рели-
ГЮЗНОМ ВОСПИТЭНШ Д'БТеЙ».
«Замечательная брошюра г. Казмина-Вью-
гова заслуживает самаго глубокаго внимашя не
20
только педагогов, но и всякаго образованная
человека. В ней затронут вопрос первостепен-
ной важности, и поставлен он во всем объеме,
с силою и задушевностью честно продуманнаго
убтэждешя.
«В двух формах практикуется у нас рели-
позное воспитание детей, и в обеих оно, по
мысли автора, является жестоким насил1ем над
будущим человеком. Одна из них - отрицаше
всякой религш, сопровождающееся обыкновенг
но ироническим отношешем (при детях) не толь-
ко к обрядовой стороне религш, но и к рели-
гиозным вёровашям вообще. Это делается для
того, чтобы д-вти были свободны. В действи-
тельности, эта система заранее связывает ре-
бенка.
«Всю ошибочность этой системы, широко
практикуемой среди нашей интеллигенции, автор
вскрывает в следующих умных строках: «Одно
из двух: или ваше отрицаше истинно — ' или
истинность его сомнительна. Если оно истинно,
обоснованно, убедительно, тогда не нужно внед-
рять его детям раньше, чем они могут во всей
силе понять убедительность вашего отрида.ля.
Последнее возможно лишь тогда, когда дети
получат общ^е научное развит1е. Если же отри-
цаые не обосновано, если его истинность сом-
нительна, то какое право имеем мы внушать
его беззащитным детям?».
«Другая система, может бить, еще пагуб-
нее. Она состоит в раннем пр1ученш детей к
исаолнешю релипозных обрядов, молитве, хож-
ден1ю в храм и пр. Так1е родители обыкновен-
но ссылаются на то, что внешнее в религш
есть выражеше и, вместе, способ пробужден1Я
внутренней потребности. На. это автор метко
21
возражает, что в таком случае не должно ли
внешнее само собою рождаться из душевной
потребности, как рождается крик радости или
дрожь испуга? Какой смысл имеет благодар-
• ственная молитва к Богу в устах ребенка, ког-
да у него нет самаго чувства? Мы назвали бы
вошгащей нелепостью систему воспитатя, кото-
рая заставляла бы детей, например, ежедневно
в определенный ч$с громко выражать радость,
Притом — одними и теми же словами и тело-
движениями; но не это ли самое делают с дъть-
ми те, кто заставляют их читать без Смысла
готовыя молитвы, и пр.?
«Эта система опаснее, чем это кажется с
перваго взгляда. Она гипнотизирует ребенка, и
часто на всю жизнь. Воспитаннное в д-втстз-в
благоговеше ко всему церковному сделает
юношу несврбодным в его релипозных иска-
Н1ях; оно или заставит его безсознательно
бояться отрицашя, быть робким и непоследо-
вательным из страха разрушить уютный М1р
датских привычек и представлешй, или, наобо-
рот, в упорной борьбе с этими трудно-иско-
ренимыми привычками, толкнет его к резкому
озлобленному отрицанш. Но это еще не все.
Сторонники церковно релипознаго воспиташя не
ограничиваются внушением релипознаго чувст-
ва: они стараются сообщить ребенку извест-
ный цикл релипозных понятШ, которыя пред-
ставляют собою готовые ответы на глубочай-
Ш1я м1ровыя загадки. В семье, а еще более в .
школе, робенок получает множество догматиче-
ских знанш — о том, что Бог есть, что Он сот-
ворил м1р и т. д. Известно, какой характер но-
сит преподаваше Закона Вож1я в наших школах.
Восьми и девятилетним детям законоучитель
22
обязан (таково требоваше программы) сооб-
щать обшДЯ П0НЯТ1Я «о Боге, Творце М1ра, о
Его вездтзсущ1и, всемогуществе и благости...
об ангелах, душе человека, созданной по обра-
зу Бонаю» и пр. Что поймет здесь ребенок?
Автор обстоятельно и очень тонко выясняет
разнообразный вред, проистекаюшш из такого
воспиташя для ума, воли, для нравств*еннаго
склада ребенка. Чего стоит, например, одна
идея непрестаннаго вмешательства Бога в есте-
ственный порядок вещей, прививаемая этим пу-
тем ребенку? Войдя в плоть и кровь, сделав-
шись привычкой она парализует разум и з ко-
реняет фатализм; зачтем допытываться причин,
зачем обдумывать заранее? Бог послал, Ьог не>
попустил, как Бог даст, — и кончено»
Автор брошюры имеет свою систему: надо
развить чувство связи с мгром, идеализм! Ре-
цензент несогласен. Найо внушать детям чувство
мировой связи, которое непостижимо разсудкОм;
«Все релипи. — по МН-ВН1Ю рецензента, — спи-
раются на эту почву; изберет ли воспитанник
позже какую 'Нибудь догматическую религию,
или нет — во всяком случае, мы должны '
будить в нем релиНознэсть, которая есть ни
что иное, как всеобъемлющая разумность».
Достаточно на этом, бегло нами обрисован-
ном, фоне представить себе облик нашего по
следняго Царя, чтобы реально ощутить ту не-
проходимую пропасть, которая лежала между
23
Государем Императором Николаем Александро-
вичем и русской общественной средой.
Отчужденное одиночество — вот на что был
обречен этот истинный и истовый православный
христианин на Престоле Православнаго Царя.
Т-бми именно свойствами своими, которыя де-
лали из него идеальнаго Русскаго Царя, он ста-
новился загадочным и непонятным «лучшим»
людям своей Земли! Вот корень нацюнально-
общественной трагед1и всего его царствования,
вот корень катастрофы, которая вырастала из
этой трагед1и.
3!
ТАЙНА ЛИЧНОСТИ ЦАРЯ.
Моральная трагед1я, обусловленная неспо-
собностью русскаго образованнаго общества
уразуметь духовную красоту и нравственную
высоту своего Царя и даже просто объективно-
добросов-встно распознать и оценить его ли-
чность, очень сильно выражена была однажды
еписк. 1оанном Шанхайским в слов-в, сказанном
им пред богослужешем об упокоеши душ Цар-
ской семьи. Не менЪе сильно истолкован был
Владыкой в этом словЪ и тот страшный гр-вх
цареубшства, который лег на весь, в ц-влом,
русскШ народ.
«Царь-мученик, — говорил Владыка, — бол-ве
2 А
всего походил на Царя Алексия Михайловича,
Тишай шаго, но превосходил его своей непоко-
лебимой кротостью... Его внутреннш духовно-
нравственный облик был так прекрасен, что
даже большевики, желая его опорочить, могут
упрекнуть его только в одном — в набожности.
«Доподлинно изв-встно, что он всегда начи-
нал и заканчивал свой день молитвою. В вели-
К1я церковный празднества он всегда прюбщал-
ся, причем смешивался с народом, приступав-
шим к великому таинству, как это было при
огкрытш мощей пр. Серафима. Он был образ-
цом цтзломудр1я и главой образцовой право-
славной семьи, воспитывал своих дътей в го-
товности служить русскому народу и строго
подготовлял их к предстоящему труду и под-
вигу. Он был глубоко внимателен к нуждам
своих подданных и хотъл ярко и близко пред-
ставить себтэ их труд и служеше. Всъм изв-в-
стен случай, когда он прошел один несколько
верС1 ь полном солдатском снаряженш чтобы
ближе понять усл>.в1я солдатской службы. Он
ходил кл да совстзм один, и тем ясно опроверга-
ются клеветники, говоряшле, что он боялся за
свою жизнь... Говорят, что он был дов-врчив.
Но ьеликш отец Церкви св. Григорий ЬеликШ
говорил, что ч"вм чище сердце, тъм 'оно довер-
чивее. •
«Чьм же воздала Росс1я своему чистому
сердцем, любящему ее бол-ве своей жизни, Го-
сударю? ,
«Она отплатило ему клеветой. Он был вы-
сокой нравственности — стали говорить об его
порочности. Он любил Россш — стали говорить
об измънв. Даже люди близкие повторяли эту
клевету, пересказывали друг другу слухи и раз-
25
говоры. Под вл1ян1ем злого умысла одних, ра-
спущенности других, слухи ширились, и начала
охладевать любовь к Царю. Потом стали гово-
рить об опасности для Россш и обсуждать спо-
собы освобождешя от этой несуществующей
опасности и, во имя якобы спасешя Россш, ста-
ли говорить, что надо отстранить Государя.
Разсчетливая злоба сделала свое дело: она отде-
лила РоссЛю от своего Царя, и в страшную ми-
нуту в Пскове он остался один... Страшная
оставленность Царя... Но не он оставляет Рос-
сш, Росс1я оставляет его, любящаго Россш
больше своей жизни. Видя это и в надежде, что
его самоумалеше успокоит и смирит разбуше-
вавпЛяся страсти народныя, Государь отрекает-
ся от престола,., Наступило ликоваше тех, кто
хотел низвержешя Государя. Остальные молча-
ли. Последовал арест Государя и дальньчшля
событ1я были неизбежны... Государь был убит,
Росс1я молчала...
«ВеликШ грех — поднять руку на Помазан-
ника БолЛя... Не остается и малейшая прича-
стность к такому греху неотмщенной. В скорби
говорим мы «кровь его на нас и на детях на-
ших». Но будем помнить, что это злодеяше
совершено! в день св. Андрея Критскаго, зоЁу-
щаго нас к глубокому покаянш... Но покаяше
наше должно быть полное, без всякаго само-
оправдания, без всяких оговорок, с осуждешем
себя и всего злого дела от самаго его начала...»
Да, вся современная злодеянш РоссЛя в
какой то мере несет на себе вину цареубШства:
те, кто не были пособниками, были попусти-
телями! Но, пожалуй, еще более устрашающим,
чем признаше всей Россш* виновной в этом зло-
26
д-Ьяши, является констатирование того, каким
относительно малым было впечатл-вше, произ-
веденное в этом именно смысле на русское об-
щество екатеринбургским цареубШством. Все
готовы обличать большевиков. На этом всв
сходятся. А разве в этом дело? С большевиков
взятки гладки! Но они, ведь, только произнес-
ли последнюю букву страшной азбуки, которую
выдумали не они. Задуматься же над тем, где
начинается этот жестокш и мерзостный алфавит,
мало кто хочет. В частности, поразительно, как
медленно и с каким трудом раскрываются гла-
за у даже, казалось бы, «прозревших» людей
на личность Царя. С каким трудом изживается
сложившаяся у русскаго образованнаго обще-
ства привычка свысока смотреть на кроткаго
Помазанника! Вот как, задним числом, рисует
лучшШ бюграф Царя, С. С. Ольденбург, эту
отратительную повадку русскаго общества:
«СТОРОНЯСЬ ОТ ВСЯКИХ ПОДЛИННЫХ СВ'БД'БН1Й
о Царе и Царской семье с упорной предвзя-
тостью русская интеллигенция воспринимала и
запоминала то, что печаталось о Царе в под-
польных революционных пасквилях, обычно по
своей фантастичности относящихся к области
«развесистой клюквы»; ловила шопот придвор-
ных сплетен, инсинуащи опальных сановников.
Мн"БН1е о Государе, как о человеке невежест-
венном, ограниченном — некоторые договари-
вались до выражещя «слабоумный» — челове-
27
ке безвольном, при этом злом и коварном —
было ходячим в интеллигентских кругах. Даже
военный чин его — в котором он оставался, по.
тому что отец его скончался, когда Государю
было двадцать шесть лет — обращали ему в
укор, говоря о «маленьком полковнике», об
«уровне» — почему-то «армейскаго полковника»
и т. д....»
Не нужно при этом думать, что подобное
отношен1е к Царю было свойственно лишь зло-
намеренно-подозрительным людям, монархиче-
ски индиферентным или даже монархизму враж-
дебным. Люди монархически настроенные и
лично Государю симпатизировавппе нередко
видели в его фигуре что-то жалкое. С каким
злорадством подхвачена была либеральным об-
ществом мысль о том, что Царь является двой-
ником несчастнаго веодора 1оанновича, к тому
нее нарочито стилизованна! о в сценическом
изображенш, под кроткаго, но убогаго «простач-
ка»! Но ведь со скорбью, с тяжелым сердцем,
сокрушенно покачивая головами, от том же
говорили и убежденные монархисты, не обре-
тая в Царе того, что хотели бы видеть, и не
ощущая его твердой руки на руле государст-
венная корабля.
Можно понять, а в известном смысле даже
оправдать тех, кто так думали «тогда»: ведь,
перспектива была укорочена и искажена. Но
«теперь», после всего свершившагося — дозво-
28
лительно ли оставаться при прежних трафаре-
тах? А между тем, Царь оставался непонятым
и послъ своей мученической смерти, а тъм са.
мым непонятой оставалась и объективная тра-
гедия его взаимоотношешй с обществом. Так
глубок был духовно-психологическ1й отход
русскаго образованнаго общества от основ Свя-
той Руси, от пониман1я существа Самодержав-
ной власти на Руси!
Показательна в этом отношении честная и
умная книжка В. I. Гурко «Царь и Царица».
Автор ея — один. из лучших сынов ушедшей
России, один яз столпов ея государственнаго
строительства. Человък р-вдкаго ума и исклю-
чительна™ образовали, он был украшешем са-
новной русской бюрократш. Имя его останется
незабвенным, как едва ли не главнъйшаго вну-
тривъдомственнаго подготовителя знаменитой
Столыпинской реформы. Пав жертвой интриги»
он оказался, при проведеши реформы в жизнь,
обреченным на относительное бездъйств1е, не не
озлобился и не превратился в будируюшаго
оппозиционера Оставаясь, по связям своим, в
курсв того, что дълалось «на верхах», он луч
ше, ч'вм кто нибудь, мог «наблюдать» и «оце-
нивать», тъм болтзе, что ни к каким парт1ям не
принадлежал и чужд был пристраст1ям, как
правым так и лъвым, по уб-вждешям же был
консерватором и монархистом. Трудно предста-
вить себъ челов-вка, болъе пригоднаго для «ре-
29
абилитащи» Царя в глазах общества!
И. действительно, во многих отноднешях
книга Гурко, отдавая должное Царю, убивает,
можно сказать, наповал н'Ъкоторыя ходяч1я, но
абсолютно лживыя, представлешя о нем, издав-
на отравлявш1Я сознаще русской интеллигенции
Пред нами встает человек безупречный в се-
мейном быту — «с1яюшее исключеше на фоне
нравов, ставших привычными в высшем об-
ществе» — и вместе с тем образец полней-
шаго самоотвержен1я в исполкеши того, что
он считал своим Царским Делом. Но высоко
расценивая моральный облик Царя, Гурко не
находит ключа к пониманш его личности... В
плане государственном и для Гурко Царь —
«маленькШ» человек, не стоящдй на уровне за-
дач, ставившихся ему действительностью! По
мнънш Гурко, Царю вообще была чужда ши-
рокая картина — >■ он был «мишатюристом», спо-
собным осознавать только детали. В связи с
этим стоит, по мнънгю Гурко, неспособность
Царя отличать общее «правлеше» от конкрет-
ных и частных «распоряжешй», ведшая его. к
излишней и неоправданной обстоятельствами
подозрительности в отстаиванш своей власти от
несуществовавших покушетй. Не считаясь с
общими принципами управлешя, он порой на-
стойчиво проводил в мелочах свою волю. Не
договаривая своей мысли до конца, Гурко дает
понять, что тут, вероятно, сказывалось столь
30
обычное для слабовольных людей упрямство.
Впрочем, и Гурко «слабовол1е» Царя признает
лишь условно, отт-бняя, что Царь упорно шел
по пути собственных нам-вренШ — с одним толь-
ко исключен1ем, известным Гурко: это — капи-
туляция 17 октября пред чужим мн*БН1ем, ему
внушенным и ему навязанным по признаку
«исторической необходимости».
Не задумываясь над тьм, в какой м-ьр-Б это
«исключеше» способно раскрыть тайну лично-
сти Императора Николая II, Гурко проходит
мимо него. В другом м'бст'б, как бы мимохо-
дом, останавливаясь- на умоначертанш Царя,
Гурко приводит свидетельство А. А. Половдова»
занесенное им в дневник 12 апреля 1902 года и
так изображающее это умоначерташе: «Всем
управляет Бог, Помазанником Коего является
Царь, который поэтому не должен ни с К"Бм
сговариваться, а следовать исключительно Бо-
жественному внушенш». Гурко склонен искать
в этом умоначертанш корень лишь некоторых
совершавшихся Государем (отчасти подвл1ян1ем
Государыни) самоличных дтэйствш, врывавших-
ся в круг нормальнаго течешя государственных
и церковных д"Бл.
А между ттш, стоило углубить эту тему—и
именно зд-всь можно было бы найти общш
ключ к пониманш поведения Царя, иногда ка-
завшегося Гурко столь загагочным. Д'вло в
том, что Царь, при всем своем уважении к по-
31
рядку и к форме, не считал царскую волю
формально чем бы то ни было связанной. По-
этому там, где он, в очень редких случаях, на-
стаивал на исполнении ея в обход формы бы/ш
значит у него основашя серьезныя, которыя
побуждали его к этому. Искать причин таких
дТэйствШ надо не в упрямстве и не в мелочно-
сти Царя, а в чем то другом. Показательно,
кстати сказать, что тот матер1ал, который по-
путно раскрывает нам сам Гурко, ни в какой ме-
ре не вяжется с делаемой им оценкой д-вйствШ
Царя. Гурко отмечает безграничное самообла-
дание Государя, исполненное внутренняго упора
неколебимаго. Его никогда не видали ни бурно
гневающимся, ни оживленно радостным, ни
даже в состоянии повышенной возбужденности.4
Гнев его выражался в том, что глаза его дела-
лись пустыми — он как бы уходил вдаль, ниче-
го не замечая и не видя. Полное спокойствие
сохранял он и в моменты опасности. Вместе с
тем, переживал он, по указашю того же Гурко,
весьма сильно все то, что он ощущал,
как удар, наносимый Россш. Поражеще под
Сольдау стоило ему недешево. «Я начинаю ощу-
щать мое старое сердце — писал он'Царице 12
1юня 1915 г. — Первый раз, ты помнишь, это
было в августе прошлаго года после самсонов-
ской катастрофы, а теперь опять». Отмечает
Гурко и то, что настойчиво проводил Госу-
дарь свою волю в относительных «мелочах*:
32
ни разу не нарушил он закона в вопросах об-
щегосударственна™ значения!...
Вяжется ли с подобными данными упрек
Царю в мелочности, в упрямстве? За чертами
характера Царя, который воспроизводит Гурко,
чувствуется сильная, изумительно дисциплини-
рованная воля, чувствуется глубокое сознаше
моральной ответственности, чувствуется и боль-
шая душа. Откуда же . здесь быть мелочности
или упрямству? Эти свойства обнаруживаются
тогда, когда человек, позируя на большого чело-
века, на самом деле таковым не является!
Когда такой человек срывается со своей «по-
зы», тут, конечно, проявляется подлинная его
мелкая природа. Но у Царя то никакой позы не
было! Если он на чем либо настаивал, значит,
в его представление, это не было мелким, и на-
стаивал он на этом не. по причине неосмыслен-
но-упорнаго своевол1я, как это бывает в слу-
чаях упрямства- а по какому либо существен-
ному, морально оправданному основашю...
Чтобы нам еще отчетливее представить себе
свойственную Государю нравственную серьез-
ность, коренящуюся в высокой дисциплине ду-
ха, приведем несколько показашй о Государе
другого человека, тоже заслуживающаго дове-
р1я. Мы имеем в виду министра иностранных
дел Сазонова, человека чистаго, деликатнаго,
морально тонкаго. Что ему запомнилось из его
общешя с Царем?
за
«Глядя на него у церковных служб, во вре-
, мя которых он никогда не поворачивал головы,
я не мог отделаться от мысли, что так молятся
люди, извъривпиеся в помощи людской и мало
надЪюпиеся на собственныя силы, а жаждую-
Щ1е указанШ и помощи только свыше...»
«Что бы ни происходило в душъ Государя,
он никогда не менялся в своих отношешях к
окружающим его лицам. МнЪ пришлось вид-вть
его близко в минуту страшной тревоги за жизнь
единственнаго сына, в котором сосредоточива-
лась вся его нежность, и кромтз н-вкоторой мол-
чаливости и еще большей сдержанности, в нем
ничъм не сказывались пережитыя им страда-
Н1я... (Спала 1912 г.)»
«На третШ день моего пребывашя в Спал'Б
я узнал от пользовавших Наследника врачей,
что на выздоровлен1е больного было мало на-
дежды. Мн-Ь надо было возвращаться в Петро-
град. Откланиваясь Государю перед отъездом,
я спросил его о состоянш Цесаревича. Он отве-
тил мнъ тихим, но спокойным голосом: «над"Б-
емся на Бога». В этих словах не было ни тъни
условности или фальши. Они звучали просто и
правдиво.»
А вот небольшой, но сколь характерный
штрих, наблюденный Сазоновым в отношешях
Государя к людям, ему явно неприятным! Зашла
раз ръчь об одном бывшем министре, котораго
Сазонов не называет, но в котором легко уга-
дать Витте. Между ним и Государем лежала не
только пропасть непонимашя, но и н'Бчто боль-
шее. Государь не уважал Витте, а тот платил ему
озлобленной антипат1ей, которой нередко давал
34
волю в . своих высказыван1ях, прикрываемых
иногда нарочитым подчеркивашем «шэтета» к
памяти Александра III. Государь, конечно, знал
об этих чувствах к нему Витте. Велико было
удивлеше Сазонова, когда он в высказывашях
Царя о Витте не уловил ни мал-вйшаго оттенка
раздражешя. Сазонов не скрыл своего
удивлешя от Царя. «На это, — разсказывает Са-
зонов, — Государь ответил мне следующими
словами, живо сохранившимися в моей памяти:
«Эту струну личнаго раздражешя мне удалось
уже давно заставить в себе совершенно замолк-
нуть. Раздражительностью ничего не поможешь,
да к тому же от меня резкое слово звучало бы
обиднее, чем от кого нибудь другого».
Ограничимся еще одним отзывом, исходя-
щим от человека, хотя и далекаго от Россш и
от ея Царя, но способнаго, по своему положе-
н1ю, многое увидеть в характере Царя. Это —
президент Французской республики Лубэ. Он
давал такой отзыв о главт^ союзнаго ФраниДи
государства:
«Обычно видят в Императоре Николае II
человека добраго, великодушнаго, но немного
слабаго, беззащитнаго против вл1ян1я и давле-
Н1й. Это — глубокая ошибка. Он предан своим
идеям, он защищает их с терпешем и упор-
ством; он имеет задолго продуманные планы,
осущеетвлешя которых медленно достигает...
Под видимостью робости, немного женственной,
35
Царь имеет сильную душу и мужественное сер-
дце, непоколебимо верное. Он знает, куда идет
и чего он хочет».
Не будем продолжать нанизывать оценки и
свидетельск1я показашя, удостоверяющий ис-
ключительныя моральныя свойства Царя и кре-
пость его воли. Не будем приводить и т-вх от-
зывов, которые отмечают столь же исключи-
тельную умственную силу Царя. Отсылаем чи-
тателя к известной книге С. С. Ольденбурга.
Ознакомившись с ней, читатель на самом мате-
р1ал,в, сгруппированном автором книги, убедит-
ся в выдающихся качествах Государя, как че-
ловека и правителя.
Тем большей загадкой остается стойкость
легенды, которая совершенно иначе изображала
Царя, а также глубина той пропасти непонима-
шя, которая разделяла общество от Царя и
которая создавала почву, благопр1ятную для
происхождешя и укреплешя этой легенды. Едва
ли при объясненш этого явлен1я допустимо
ограничиваться указатем на злостность клеветы,
направленной против Царя и на намеренную
деятельность темных сил. Недостаточно и
общаго указашя на то разномысл1е и разночув-
ств1е между Царем и обществом, на которое
мы выше обращали внимаше.
Важно здесь уловить два обстоятельства,
которыя бросают свет на природу этого разно-
мысл1я и разночувств1я, корни свои имеющаго
36
не только в настроешях общества, но и в не-
которых свойствах или, вернее сказать, в не-
которой установке сознашя самаго Царя, ко-
торая делала нахождеше общаго языка между
ним и его современниками самаго разнаго на-
празлешя психологически невозможным.
Одно обстоятельство мы уже отмечали, и
теперь остается только несколько ближе к не-
му подойти. Это — разность понимашя Царем
и русским обществом института Царской власти.
Государь, как человек церковно-веруюшдй,
сознавал себя Помазанником и Царем в том
высоком и ответственном пониманш этих обо-
значенШ, которыя присущи ученш Церкви. Про-
блема «абсолютизма», а тем самым и проблема
«конституцюнных» ограничен^ этого абсолю-
тизма, уяснешем каковых проблем в глазах
русскаго образованнаго общества, даже иногда
и праваго, исчерпывалось уразумеше отноше-
шя подданных к Царю, — этих «проблем» в
глазах Императора Николая II вообще не суще-
ствовало. Не существовало их и в глазах лю-
бого подлинно-церковнаго русскаго человека»
или даже такого человека, который, будучи,
по своим убеждешям далек от точнаго учешя
Церкви, оставался бы способным твчно уяснить
себе русское понимаше вопроса, историче-
ски и юридико-догматически данное. Р у с с к 1 й
Царь не был и не мог стать «абсолют-
ным» монархом в пониман1И Запада.
37
Он был Царем самодержавным — по са-
мой природе своей власти не поддающимся
никаким формальным ограничещям ни с
чьей стороны. Однако, это никак не означало,
что он был Государем, которому не противо-
стояли бы никак1я сдержки и который в одной
лишь собственной волъ должен был искать
границ допустимаго. Приведем страничку из
очерка гр. Ю. Граббе «Святая Русь в исторш
России», гд-в почтенный автор останавливается
и на религиозной природе царской власти в
РОССШ.
«Особенно ярко обрисовывается религюз-
ная сущность русской' царской власти в чинъ
коронования и м1ропомазан1я. В самом начале
этого чина, едва Государь входит в собор и
становится на свое м-всто, он, «по обычаю древ-
них христианских монархов», вслух своих под-
данных отвечает на вопрос первенствую ща^Аг
арх1ерея: «како в'вруеши?» и читает св. символ
православной въры. И лишь после этого начи-
нается самая служба. Всъ регалш принимаются
Царем «во имя Отца и Сына и Святаго Духа»;
читаются глубок1я по содержакш молитвы с
испов-вдашем, что земное царство вв-врено Госу-
дарю от Господа, с прошешем о том, чтобы
Господь всеял в сердце его страх БожШ, соб-
люл его в непорочной вър'Б, как хранителя Св.
Церкви, «да судит он людей Божшх в правде и
нищих Его в суде, спасет сыны убогих и на-
следник будет небеснаго царств1я...» Но особен-
но торжественный и трогательный момент —
это чтете Царем коленопреклоненной молитвы,
полной смирешя, покорности и благодарности
38
Богу: «Ты же, Владыко и Господи мой, — мо-
лится Царь. — настави мя в д-влтэ, на неже по»
слал мя еси, вразуми и управи мя в великом слу-
жении сем... Буди сердце мое в руку Твоею-
еже вся уатроити к пользе врученных мнъ лю-
дей и к славъ Твоей, яко да и в день Суда,
Твоего непостыдно воздам Тебт^ слово...»
«Катков говорил, что в присяг-в — наш&
конститущя, по которой мы им'вем больше чъм
политическ1я права — мы им-ьем политически
обязанности. Это отчасти в"Врно, но, в
сущности, подлинная конституция была в
священном коронованш. Там испов-вдывалась
неразрывность нашей Царской власти с Право-
славной Церковью, там Самодержец торжествен-
но заявляет, что он ограничен Законом Божшм,
что он — Бож1й слуга. В молитвах этого зам'В-
чательнаго чина, развившагося уже в Импера-
торск1й перюд, а до того весьма краткаго, —
самое глубокое изложеше сущности русской
верховной власти и ея главной задачи. Тут го.
сударственные принципы Святой Руси получа
ют свое самое яркое и глубокое выражен!е».
Внъ подобной церковно - р е л и г 1 о з-
н о й осмысленности Царской власти в Россш,
нельзя, вообще, понять ея сущности. Тот, кто
не понимает, что такое «Православие», не может,
понять и того, что такое — РусскШ Царь. От-
д-вленная от этой своей церковно-православной
природы, несущей в себ'в сильнъйппя и глубо-
чайпия «ограничешя», теряет самый свой смысл
Царская власть, как она выработана тыся-
челетней русской истор1ей. Это прекрасно по-
нял такой относительно далекий от Церкви че-
3^
ловък, как знаменитый историк русскаго права
Сергеевич, который распознал юридическое
своеобраз1е русскаго самодержав1я и потому
самым решительным образом отвергал прим-в-
нимость к нему — в исторической перспектив-в!
— понятш западнаго абсолютизма.
Этого то и не понимало русское общество.
Оно не могло имтзТь ученой проницательности
величайшаго русскаго правовъда-историка, и
оно. вм-встъ с гвм, в такой м-вр-в утратило уже
способность мыслить и чувствовать так, как
велит Церковь Православная, что для него
смысл русскаго самодержав1я испарился. Тут и
лежит корень непонимашя обществом Царя —
непонимашя безысходнаго.
Царь, оставаясь Русским Царем, не мог се-
бя ограничить западной конституцией, не мог
сделать этого не потому, чтобы судорожно
держался он за свою власть, а потому, что са-
мая власть эта, но существу своему, не поддава-
лась ограниченно. Ограничить ее — значило из-
менить не ее, а изменить ей. И тут, в дополнеше
к тому, что явствует из вышеприведенной страни-
цы, заимствованной у Граббе, напомним еще од-
но обстоятельство, еще болъе, с точки зр'БШя
церковно-втэрующаго человека, значительное.
Русскш Царь не просто Царь - Помазанник,
которому вручена Промыслом судьба великаго
народа. Он — тот единственный Царь
на земл'Б, которому вручена от Бога задача охра-
40
нять Святую Церковь и нести высокое царское
послушаше до второго пришеств1я
Христова. Русск1й Царь — тот Богом по-
ставленный носитель земной власти, дъйств1ем
котораго до времени сдерживалась сила Врага.
В этом и только в этом смысл преем-
ственности русской царской власти от Визан-
тии...
Нужно именно это учесть, чтобы уяснить
себ'Б, какую трагед1ю переживал Император
Николай II, когда у него «вымучивали» мани-
фест 17 октября, и, наконец, вырвали то, как
он говорил, «страшное ръшеше», которое он,
перекрестившись, принял, не видя другой воз-
можности спасти страну.
Создав народное представительство, Царь
принял, однако, новый порядок, лишь как измъ-
неше техники высшаго правительственнаго
механизма. Человък исключительно лояльный и
свободный от личных пристраст1й и увлеченш,
он с необыкновенной скрупулезностью соблю-
дал закон в отношенш Государственной Думы,
— как он соблюдал закон и во всех иных слу-
чаях и направлешях. Но внутренне чуждой
оставалась ему эта механика, не знавшая пре-
цедентов в русском прошлом.
Об этом ясно свидетельствует опублико-
ванная в совътской Россш переписка Царя с
министром внутренних дъл Н. А. Маклаковым.
Настраивая Царя против Думы, Маклаков в 1913г.
41
испросил у Царя разр'Ьшеше распустить ее,
если ему не удастся ее «ввести в законное рус-
ло». Из замыслов Маклакова ничего не вышло,
так как он встретил в Совете министров ре-
шительную и сплоченную оппозищю. Но любо-
пытно, что Царь в своей переписке с Маклако-
вым высказывал полное свое несочувств1е сло-
жившемуся у нас государственному порядку.
Он писал: «Также считаю необходимым и бла-
гонамеренным немедленно обсудить в Совете
министров мою давнишнюю мысль об изм-вне-
ши статьи учреждешя Государственной Думы,
в силу которой, если Дума не согласится с из-
мънешями Государственнаго Совета и не утвер-
дит проекта, то законопроект уничтожается.
Это — при отсутствш у нас конституции, есть
полная безсмыслица. Предоставление на выбор
и утверждение Государя мнън1я и большинства
и меньшинства будет хорошим возвращешем к
прежнему спокойному теченш законодательной
деятельности, и притом в русском духе».
Таково было «личное» мнеше Царя, на ко-
тором он, конечно, не стал настаивать, ибо был
человеком, лишенным тех мелочности и упрям-
ства, которыя ему так упорно ставят в вину.
Напротив того, он своеобразную, во многих
отношешях замечательную «конституцию» рус-
скую, нашедшую себе превосходное юридиче-
ское выражеше в Основных Законах 23 апреля
— своего рода шедевре государственнаго пра-
42
ва! — заботливо покрывал своим высоким по-
кровительством. Но это отнюдь не могло озна-
чать для него, чтобы он всегда «при всех
услов1ях считал себя обязанным подчинять-
ся той ф о р м -в, которая была выражена в
«конституционных» законодательных актах.
Ведь, он, только он один, продолжал не-
сти и в рамках новых «основных законов» ответ-
ственность перед Богом за судьбы Русскаго на-
рода! Никакая власть на земле неспособна бы-
ла лишить Царя права и снять с него обязан-
ность считать и чувствовать себя высшим
арбитром в последних р-вшешях, требуе-
мых обстоятельствами чрезвычайными. Когда
германскШ император предложил ему, в целях
ослаблешя ответственности за Портсмутск1й
договор, передать его на ратификацию Думе,
Царь ответил, что ответственность за свои ре_
шен1я несет он перед Богом и истор1ей...
Арбитром, на котораго не может быть апел-
лянт, продолжал считать себя Государь и во
внутренней гражданской политике. Акт 3 1юня
1907 г., которым была нарушена буква «консти-
туции», но которым Росс1я была выведена из
тупика думской неработоспособности, явился
плодом именно такого умоначертан1я Царя. «От
Господа Бога вручена нам власть царская над
народом нашим, перед престолом Его мы дадим
ответ за судьбы державы РоссШской», — чи-
таем мы в манифесте 3 1юня!
43-
На свою совъсть брал иногда Царь и р-в-
шен1я в вопросах церковных, и тут не считая
себя формально связанным ръшешем Св. Сино-
да. Осведомленный Жевахов говорит, что Царь
в течете своего царствовашя всего лишь три
раза проявил свою самодержавную волю в от-
ношенш Синода. Первый раз это было в дълъ
прославлешя св. 1оасафа Бългородскаго, в 1910
году. С нетерпъшем ожидая назначен1я Сино-
дом торжества прославлешя, Царь не счел
себя, однако, вправъ торопить Синод. Но
когда состоялось мнъше Синода о необхо-
димости отложить это торжество, то Царь, не
согласившись с доводами обер-прокурора и
Синода, сам назначил срок его. Второй раз его
воля была проявлена в дълъ прославления св.
1оанна, митрополита Тобольскаго. Наконец, тре-
ти! случай связан с назначешем митр. Питири-
ма на петербургскую кафедру и с перемъще-
Н1ем митрополита Вдадимира в К1ев...
Были, повидимому, и друпе аналогичные
случаи, не отмъченные Жеваховым. Так, Гурко
говорит об отмънъ Государем предписашя Си-
нода о перемъщенш 1еромонаха Илюдора, како-
вое распоряжеше Государя, по свидетельству
Гурко, произвело очень тягостное впечатлъше
на митр. Антошя.
Не будем касаться двух послъдних частных
случаев, касающихся личностей — тут, как
во всяких вопросах личных, всегда возможны
44
разныя мнъшя и противоръчивыя оцънки. Что
же касается роли Царя в д'ВЛ'Б прославлешя
святых, то нельзя не признать, что Царь в этом
вопросв шел, в духовном планъ, впереди
Синода, находившагося под изв-встным вл1ян1ем
в'Ька, с его равнодупием и скептицизмом в дъ-
лах в-вры. В частности, отсрочку канонизацш
митр. 1оанна Синод мотивировал необходимо-
стью учесть политическая соображешя — в них
уже во всяком случа-в Царь мог считать себя
болъе компетентным, ч-вм Синод! В общей же
формъ значеше личности Царя в Д'ВЛ'Б кано-
низацш святых, прославленных в его царство-
ваше, митр. Антоши (ЮевскШ и ГалицкШ) ха-
рактеризовал так в 1930 году:
«Царствован1е Императора Николая II озна-
меновалось открьтем в Россш мощей святых
угодников и их прославлешем. Насколько в
Россш это дъло в последнее время было труд-
ным, видно из того, что послъ открьшя мо-
щей св. Тихона Задонскаго в 1861 г., сопро-
вождавшаяся народным энтуз1азмом и
многими чудесами, по Россш распростра-
нился слух, будто бы Император Александр
II выразился, что это будет послтзднШ святой
в Россш. Я не върю, чтобы Государь мог ска-
зать такую фразу, но самый факт распростра-
нения такого слуха достаточно характеризует'
тогдашшя общественный настроетя. В царство-
ван1е Государя Императора Николая II были
открыты мощи св. 6еодос1я Черниговскаго
(1896 г.), пр. Серафима Саровскаго (1903 г.),
св. 1оасафа Бългородскаго (1911 г.), 1оанна То-
45.
больскаго, Анны Кашинской, Питирима Тамбов-
скаго. Я помню, как в одном из засЬдашй Св.
Синода один из 1ерархов заметил, что нельзя
же до безконечности продолжать прославлеше
святых. Взоры присутствовавших обратились
на меня, и я ответил: «если мы вторим в Бога,
то мы должны быть рады прославленш св.
угодников». Из этого видно, заканчивает Влады-
ка, насколько велико было благочестие Государя,
который почти первый р-вшился на это д'бло».
Приведеннаго нами матер1ала достаточно
для того, чтобы мы могли считать разъяснен-
ной природу разкомысл1я и разночувств1я меж-
ду Царем и обществом русским, поскольку тут
дъло было в различш пониматя и оцънки су-
щества царской власти и ея прерогатив в Рос-
сш. Но этим мы еще не р-вшили вопроса в 1ГБ-
лом. Самаго существеннаго мы еще не сказали
и даже на него не намекнули! В-бдь, как мы
знаем, разномысл1е и разночувств1е наблюдалось
не только между Царем и людьми церковно-
индифферентными(не говорим уже о людях враж-
дебных и чуждых Церкви), а и между ним и
людьми, и к Церкви близкими, и Царю предан-
ными, — иногда до последней капли крови!
Из вышесказаннаго понятно, почему не бы-
ло общаго языка у Царя с кадетами или
хотя бы с Витте. Но был ли у Царя дей-
ствительно обшдй язык со Столыпиным,
котораго Царь искренно и глубоко уважал и
1ГБнил и который с своей стороны д-влом и са-
46
мой смертно своей доказал свою преданность
Царю? Между Столыпиным и Царем, в бол-ве,
конечно, слабой, степени, но тоже ощущалось
известное и очень существенное разномысл1е и
разночувств1е.
Тут мы подходим к загадке, которая нахо-
дит себ-в разр'Ешеше только в событиях позд-'
н-вйших, для взора современников Царя в эпо-
ху его царствован1я недоступных. Вм-бстб с
тем, мы подходим к явлешям, которыя неред-
ко люди, даже и не так уж далек1е от Церкви,
отметают, наклеивая на них ярлык «мистики»,
«мистических настроенш» и т. д. Да, Царь, не-
сомненно, был во власти таких «настроенШ».
Другими словами, — он способен был знать и
ьид-вть то, чего не могли вид-вть и знать люди
духовно мен-ве одаренные и мент^е живушде ду-
хом. И именно та настроенность, которая у Госу-
даря зрела в его «мистическом надсознан1и»,д'вла-
ла его относительно-равнодушным ко всему то-
му культурному, экономическому, политическо-
му блеску, который так украшал его царствова-
ние и на пользу котораго с таким увлечешем,
с таким подлинным пафосом работали его при-
ближенные, его сотрудники — и впереди всбх
Столыпин.
Нужно, впрочем, сказать, что и Столыпин,
по свидетельству лиц, его знавших, не вполне
чужд был «мистическаго» ощущен1я бездны .
которая грозила поглотить Россш. Чувство это,
47
в большей или меньшей степени, было свойст-
венно чуть ли ни всем очень выдающимся рус-
ским консерваторам самаго разнаго психологи-
ческаго и умственнаго уклада. Оно лежало в
основ'Б того недов'вр1я к положительным ре-
зультатам гражданскаго развит1я страны, кото-
рое с такой резкостью обнаруживалось у По-
бедоносцева и Леонтьева. Оно, в разных дозах,
присуще было и многим из тех, кто не склонен
был идти за этими столпами «реакщи», причем
этот страх ощущался ими нередко совершенно
инстинктивно, не поддаваясь уразумън1ю и на-
ходясь иногда в полном противор-вч1и с прак-
тически принятой ими политической позищей.
Так это было и со Столыпиным. Он своей
большой душой интуитивно иногда ощущал не-
благополуч1е. въявшее над Росшей, но, как че-
ловек практическая дъла и борьбы, не заду-
мывался над этими «предчувств1ями», гнал их
от себя и продолжал лихорадочно работать в
план-в политическом и только в нем. И здъсь,
конечно, он был не всецело с Государем...
Позищя Столыпина была ясна. Росс1я зр-вет
для величайщаго благоденств1я и славы — в'Бр-
н-ве даже, уже «дозревает» для окончательнаго
вступлешя в новую блистательн-вйшую фазу
своего м1рового существовашя. Что ей нужно
для этого? Относительно небольшой срок вре-
мени, потребный для завершешя ея политиче-
ская перевоспитан1я. Это перевоспиташе нагляд-
48
но при Столыпине совершалось и завершалось.
Росая, с одной стороны, делалась страной мел-
ких собственников, избавляясь от проказы сель-
ской общины и проникаясь здоровым сознатем
индивидуализма, хозяйственнаго и правового. С
другой стороны, Росс1я, в составе своих- иму-
щих классов, постепенно приспособлялась и
приучалась к сознательной гражданской жизни»
©снованной на началах разумной свободы. Го-
сударственная Дума, при всбх ея недочетах, в
этом отношенш служила, в глазах Столыпина,
прекрасной школой, принося вм-бстт* с ттзм по-
лезные плоды и как контрольный аппарат над
бюрократ1ей. Столыпин в*врил, что эксцессы,
отравлявипе деятельность Думы, постепенно
сгладятся, как проявлешя д-втской бол-взни. Ои
уже и вид-бл положительный успт^х, в этом от-
ношенш достигнутый после акта 3 шня. Неза-
долго до смерти, он мечтал только о том, что-
бы Россш Бог дал мир еще на несколько л"бт-
Пишущему эти строки доводилось держать в
руках письмо покойнаго премьера к Изволь,
скому, которое проникнуто именно такими мы-
слями и настроешями.
Эта программа Столыпина — в плане, сво-
бодном от «мистики»!— была абсолютно правиль-
на и совершенно убедительна. Она увлекала его,
поглощая всецело его силы. Она была тем
идеалом, устремляясь к которому слагалась в
Росс1и новая политическая идеолопя. На этой
49
идеолопи и вырастала нъкая новая «Столыпин-
ская» Росс1я. Но какое-то уже новое мъсто за-
нимал в ней старый русскШ Царь!
Формально Царь продолжал, правда, быть в
центръ всего. Не только никакой закон не мог
воспр1ять силу без его утверждешя, но весь
правительственный аппарат оставался в его ру-
ках. Важнъйппя отрасли народной жизни про-
должали быть в его всецълом единоличном в'Б-
д-внш, с устранением представительных учре-
ждешй: Церковь и арм1я жили так, как онъ
жили до первой революции. Но внутренняя
связь, соединявшая Царя с Росс1ей, постепенно
ослаблялась, сходила на нът. Россия наглядно
выходила из-под власти Царя, она все больше
тяготилась ею И чъм болъе осторожным и
менъе притязательным становилось возд,Бйств1е
на общество этой власти, тъм раздражительнъе
относилось оно к проявлен1ям ея.
Тут мы подходим еще к одной загадкъ,
раскрьте которой вскрывает факт постыдный,
тягостный. Пока Росс1я жила сознашем своих
исконных подневольных обязанностей, оставаясь
кръпко стянутой узлом служилой и кръпостной
неволи, она была внутренне-крепка. По м-вр-в
же того, как она вкушала от плода гражданской
свободы, неудержимо утрачивала она внутрен-
нюю кръпость и дълалась жертвой своевол1я,
анархш, бунтарства. Великая вещь — граждан-
ская свобода! Но она предполагает способность
50
и готовность свободнаго подчинешя. Русск1е
Цари, от царствовашя к царствованш, богато
одаряли Росс1ю благами гражданской свебоды.
С необыкновенной последовательностью, на-
стойчивостью и любовью, еще задолго до Алек-
сандра II, властно насаждали они ее в своей
стране— насильственно порою внедряли, опираясь
на тот капитал верноподданническаго послуша-
Н1я, который завещан был Московской Русью
Петербургской Россш. И они добились посте-
пенно результатов грандюзных. Росая росла,
как на дрожжах. Мы уже отмечали громад-
ность ея гражданских успехов. Вот наступил
момент, когда, наконец, посл-ьдше остатки кре-
постничества в Россш были упразднены! Это и
было делом знахменитой Столыпинской рефор-
мы, которая отнюдь не просто была агротехни-
ческой земельной реформой, а означала второе
и подлинное освобождение крестьян от уз со-
словно-кртэпостной зависимости, с превращешем
их в равноправных граждан, живущих по об-
щему гражданскому праву, как свободные соб-
ственники. Но в том то и была трагед1я, что
в глазах «свободной» Россш Царь не так уж
казался нужен! Правда, он и раньше перестал
быть нужен для той темной массы общиннаго
крестьянства, которую, логике вопреки, про-
должали держать, в составе граждански-сво-
бодной Россш, на началах устаревшего общин-
но-передельческаго крепостничества. Реформа
51
Столыпина своей прямой задачей и имъла соз-
дать новаго крестьянина - собственника, способ-
наго занять м-всто того общинника-перед-вль-
щика, который с каким то экстатическим упрям-
ством ждал от революцш вождел-вннаго чер-
наго перед-вла, котораго он не дождался и кото-
рый он изверился получить от Царя. Но, по-
вторяем, в том то и была бъда, в том и был
стыд и мрак, раскрывающейся в процессъ рас-
крыт1я русской исторической загадки, что
начало гражданской свободы не уживалось в
русском быту с прежним церковно-православ-
ным и верноподданническим сознашем. В том-то
и была русская трогед^я, что граждански рас-
цвет Росс1и покупался цъной отхода русскаго
человека от Царя и от Церкви. Свободная Вели-
кая Росс1я не хотела оставаться Святой Русью!
Разумная свобода превращалась в мозгу и в
душъ русскаго человъка в высвобождеше от
духовной дисциплины, в охлаждеше к Церкви,
в неуважеше к Царю...
Царь становился, с гражданским расцветом
РоссЫ, духовно-психологически л и ш н и м. С в о-
бодной Россш он становился ненужным
Внутренней потребности в нем, внутренней свя-
зи с ним, должнаго шэтета к его власти уже
не было. И чъм ближе к престолу, чъм выше
по лъстницъ культуры, благосостояшя, умствен-
наго развит1я — тем разительнъе становилась
духовная пропасть, раскрывавшаяся между
52
Царем и его подданными. Только этим можно,
вообще, объяснить факт той устрашающей пу-
стоты, которая образовалась вокруг Царя с
момента револющи. Въдь, не забудем, что,
если акт 17 октября был у Государя вымучен,
то буквально вырван у него был акт отречешя.
Царь не. потерял головы при первых призна-
ках революцш. При всей своей кротости и
незлобш он, как то и раньше бывало по отно-
шен1ю к «крамолъ», готов был проявить необ-
ходимую крутость. Однако, его схватили за
руки. Хуже: его просто покинули. Вмъсто по-
мощи он нашел не просто трусость и изм-вну,
как он горестно писал своим близким, а нъчто
худшее, ибо владело оно и т-бми, кому чужды
были и трусость и измъна. Не трусость и не из-
мена диктовали Алексееву и вел. кн. Николаю
Николаевичу слова настойчиваго убъждешя, об-
ращенныя к Царю с требованием его отречен1Я.
Это было острое проявлеше того психологиче-
скаго ощущешя ненужности Царя, которое
охватывало Россш. Каждый действовал по
своей логикъ и имъл свое понимаше того, что
нужно для спасетя и благоденств1я Россш. Тут
могло быть много и ума и даже государствен-
ной мудрости. Но того мистическаго тре-
пета перед Царской властью и той р е л и г 1 о з-
ной уверенности, что Царь-Помазанник несет
с собою благодать Божш, от которой нель-
зя отпихиваться, зам-вняя ее своими домысла-
53
ми — уже не было. Это исчезло. Как инач
объяснить еще ранъе воникшее дружное сопро-
тивлеше, которое вызвано было ръшешем Царя
возглавить лично армш? Вев думали сдълать
все лучше сами, чъм это способно д-влать Цар-
ское правительство! Это, надо сказать, не толь-
ко о земцах, которые тяготились относительно
очень скромной опекой министерства внутрен-
них дъл, не только о кадетах, мечтавших о
министерских портфелях, но и о тъх, относи-
тельно очень правых, общественных дъятелях,
которые входили в прогрессивный блок. Это
можно было сказать даже и о Царских мини-
страх, которые уж очень легко заключали, что
они все могут сдълать лучше Царя.
Мы сейчас говорим о последних днях
Россш. Но и тогда, когда не было на политиче-
ском горизонтъ ни мал'вйшаго внъшняго при-
знака готовившейся бъды, ея элементы были на-
лицо.С одной стороны, стоял «Прогресс» Россш
— прогресс несказанный, величественный, про-
гресс не просто материальный и культурный,
прогресс и граждански. Это послъднее обстоя-
тельство особенно сильно способно было иска-
жать перспективу. Въдь Столыпин явно, нагляд-
но справлялся с револющей!... Справлялся с
ней не только на фронтъ полицейском, но и на
фронтъ политическом! Росс1я мужала, зръла,
кръпла в своей новой гражданственности.
Если отбросить «мистическШ» план жизни,
54
то можно было сказать с абсолютной уверен-
ностью: дайте Росс1и двадцать пять лет спо-
койнаго существования, и она будет , непобеди-
ма, так как она вся превратится в страну за-
страхованных против революцюннаго яда, креп-
ких консервативных собственников*.. В перспек-
тиве сопЛально-политической это бы-
ло верно.
Иное раскрывалось глазу внутреннему, спо-
собному зреть «духовное». В этой «мистиче-
ской» перспективе, сощально-политическш про-
гресс был чем-то вторичным, поверхно-
стным, паразитарным. Все успехи, в этом на-
правленш достигнутые в царствоваше Импера-
тора Николая II, были последними всплесками
громадное, но упадающей духовной вол-
ны, которая в свое время подняла из ничего
русскую землю и дала ей постепенно неслыхан-
ное велич1е и славу, а теперь растекалась исче-
зающей пеною. И это-то духовное о и у с т о-
шен1е Росс1и и чувствовал, непосредствен-
но осязал своим духовным чутьем Государь.
Он сам весь, всецело, был сыном духовной
Россш. В ней были и все его интересы. А эти
интересы уже стали чуждыми, непонятными или
мало понятными даже его ближайшим помощ-
никам. Для него, напр., вопрос канонизащи св.
1оанна Тобольскаго был собьтем исключитель-
ной важности, а для главнаго работника по
осуществление столыпинской реформы, умна-
55.
го, честнаго и праваго В. I. Гурко, это была
мелочь, в отстаиван1и которой проявилось
лишь мелочное своевол1е Царя! Это было «по
меньшей мт^ртз произвольное решете», вызвав-
шее, по МН-БН1Ю Гурко, справедливое негодова-
ше, «как среди общественности, так и у 1ерар-
хов Церкви».
Да, Царь был уже несовременен Россш.
Царь, действительно, продолжал быть челов-в-
ком одного духа с царем веодором 1оаннови-
чем, котораго, кстати сказать, ближайиие по-
томки'готовы были ублажать как святаго.
Он, правда, был, в отлич1е от немощнаго сына
Грознаго, блестящим, так сказать, профессиона-
лом царскаго ремесла, достойным преемником
своих великих предков и верным продолжа-
телем их традицш. Но не «црофесая» высшаго
государственная управлешя была смыслом его
жизни, а нтзчто большее и высшее — то имен-
но, что и роднило его с последним венценос-
ным Рюриковичем: принадлежность его к Цер-
кви и сознан1е т-вх обязанностой, которыя от-
сюда вытекали. Это живое чувство всецелой
принадлежности к Церкви должно было д-влать
для него «професс1ю» царя иногда тягостной,
в услов1ях отхода общества от Церкви. Как
легко отказался бы он от нея! Кажется, иногда
он и мечтал об этом. Но это же чувство принад-
лежности к Церкви исключало для него воз-
можность не только «дезертирства», но даже
5ь
простой неверности своему высокому сану.
Царь не просто умно и талантливо выполнял
обязанности Царя, он нес «послущаше» своего
зван1я — тъм болъе трудное, чъм ръзче и
яснъе для него обозначались руки, тянушдяся
к его вънцу, и чъм явственнъе обнаруживалась
неспособность русскаго общества одуматься,
очухаться от лихорадки гражданскаго само-
мнъшя, которая его охватила и которая дълала
его безразличным к вопросу охраны царскаго
вт^нца от этих кощунственных рук.
Первая встръча с ^ ародом, когда с внъшней
наглядностью обнаружилось одиночество Царя,
его покинутость народом, его ненужность для
него, Произошла в момент созыва первой Думы.
Что там ни говорить — народ прислал своих
представителей в Думу, и она выражала мнъшя
и настроен1я народа. Вот как описывает торже-
ственный пр1ем в Зимнем Дворцъ (27 апр. — 10
мая 1906 г.) народнаго представительства гр.
Олсуфьев:
«Государь поразил меня своим видом: цвът
лица у него был необычайный: какой то мерт-
венно-желтый; глаза неподвижно устремлены
вперед и несколько кверху; видно было, что он
внутренне страдает. Длительная церковная слу-
жба постепенно разогръла присутствующих чле-
нов Думы. Начали молиться. При многолътш
чувство глубокое охватило многих.
«По окончанш службы Государь и Царица
приложились к кресту. Духовенство и Царская
семья прошли вперед и стали на назначенных
57
местах около трона. Среди общаго движещя
сначала не заметили, где же был он. Между
гЪм Государь остался один на прежнем месте
между эстрадами. Когда все разставились около
трона, взоры зала направились на него, стоявше-
го одиноко. Напряжете чувств достигло высшей
степени. С полминуты он продолжал стоять не-
подвижный, бледный, попрежнему страдальчески
сосредоточенный. Наконец, он пошел замедлен-
ным шагом по направленш к трону, неторопливо
поднялся по ступеням, повернулся лицом к при-
сутствующим неторжественно подчеркивая мед-
ленностью движ'енШ символическое значеше со-
вершающегося, «возсбл на трон». С полминуты
он сидел неподвижно в молчанш, слегка обло-
котившись на левую ручку кресла. Зала замер-
ла в ожиданш... Министр Двора подошел к Го-
сударю и подал ему лист бумаги. Государь под-
нялся и начал читать...
«Государь как бы усиливался читать сдер-
жанно, не давая выхода волновавшим его чу-
вствам. Легким повышешем голоса были отме-
чены слова «лучшее люди», «буду непоколебимо
охранять дарованныя мною учреждешя», «доро-
гое моему сердцу крестьянство». Как то осо-
бенно осталось у меня в памяти упоминан1е о
малолетнем Наследнике... Наконец, прозвучали
последшя слова, произнесенныя с разстановкой —
— Бог в помощь Мне и вам.
«И торжество закончилось. Громкое ура
охватило зал, сливаясь с звуками народнаго
гимна, который исполнял оркестр на хорах. Го-
сударь, в сопровожден^ Царской семьи и Дво-
ра, шествовал обратно, отвечая легким накло-
нешем головы на приветств1я справа и... слева».
58
Когда возникла вторая револющя, встрЪчи
Царя с «народом» уже не произошло. К этому
времени Царь оказался одиноким даже пред
лицом своих ближайших соратников! Трудно во-
образить что нибудь бол'ве трагичное, ч-вм по-
ложете Царя непосредственно перед революцией
и в первые ея дни. Когда Государь уже пере-
стал быть Царем, а стал просто «христ1анином»
он мог страдать от грубости, навязчивости, без-
тактности окружавшей его среды, но он уже
был душою спокоен: он нес новый крест, на
него Богом возложенный. Но достаточно вспо-
мнить все то, что мы выше говорили о приро-
де царской власти и о том глубоком понима-
нии ея Царем Николаем II, чтобы уразум-вть весь
ужас, который должен был пережить он пред
перспективой ухода с своего поста под нати-
ском Револющи...
И можно быть уверенным: если бы револю-
ционеры говорили с ним без подставных лиц,
никогда, не было бы отречешя и не было бы
никогда «безкровной» русской револющи. У
Царя отняли в-внец не революц!онеры, а гене-
ралы, сановники, великхе князья, спасовавипе
перед ставшей на революцюнный путь Думой
— и, опять таки, пред почти всей Думой, а
не только перед ея радикальным крылом! Ми-
люков был вправ'Б озаглавить первую главу
своей «Исторш второй русской револющи» так:
«Четвертая Государственная Дума низлагает мо-
59-
нархш».
«Ужасное, чего я ужасался, то и постигло
меня; и чего я боялся, то и пришло ко мнтэ!» —
Вот, когда Царь мог до конца реализовать
смысл слов св. 1ова, столько раз им повторяе-
мых в течете своей жизни, в муках тяжкаго
предчувств!я. Нужно, однако, поражаться, с
каким самообладашем, с какой выдержкой, с
какой мудростью и зд'бсь действовал Царь. Он
никогда и раньше не отделял интересов своих
от интересов страны. Готов он был и сейчас
стать искупительной жертвой для спасешя Рос-
С1и. В^дь этот крест свой он предсознавал в
прежнее, благополучное, время своей жизни!
Твердо и спокойно принял он его. Все было
им обдумано с точки зръшя интересов Россш,
когда он совершал отречеше. Всб кругом обе-
зумели, все дтзлали впопыхах, опрометью. Один
Царь был трезв, сосредоточен, разумен.
И!
КАТАСТРОФА
«Отец мой пал на бреши, но в его лиц^Ь
удар нанесен христ1анскому обществу. Оно по-
гибнет, если общественныя силы не объединят-
ся и не спасут его».
Так писал Император Александр III Импера-
тору Францу-1осифу в 1881 г., под свъжим впе-
60
чатл'Ьшем катастрофы 1 марта. Царствование
Императора Александра Ш было временем вну-
тренняго спокойств1я; револющя притаилась.
Росс1я быстро «входила в твло», наливаясь со-
ками. Но это был штиль перед бурей. Созна-
тельнаго объединешя общественных сил вокруг
Царя для спасен1я русскаго «христ1анскаго об-
щества» не произошло!
Штурм возобновился с новой силой при
сын-в Императора Александра. Не нужно, одна-
ко, думать, что уж так были могучи кадры ре-
волюции в эпоху Императора Николая II: они бы-
ли ничтожны по сравненш с государственной
мощью Росс1и. Б-вда была в том, что с угрожаю-
щей быстротой убывала у общества способ-
ность оказывать сопротивлеше разрушительным
ядам револющи, да и пропадало просто самое
желан!е им противодействовать. Росс1я была
больна. Процесс болезни развивался наглядно.
К смерти ли была болезнь? Узы! Самыя силь-
ныя средства не помогали! Не оказала спаси-
тельнаго воздъйств1я и грандюзная встряска
1905 г.
«Люди обратились в зверей, зв-врей лютых
безпощадных, для укрощешя коих не было
других средств, кром-в оруж1я. И вот загреме-
ли пушки, пулеметы... И в древних храмах
русской столицы мы молились при гром-в этих
выстрелов, как будто в осажденном городе...»
— писал, встречая Новый, 1906-ой, год, архЬ
епископ Никон в Троицких листках.
61
«Так закончился год, этот мрачный, «чер-
ный», позорный год — год великих скорбей и
гнева Бож1я... Что пережило бедное русское
сердце? Что перестрадало многострадальное,
воистину мученическое, сердце нашего добраго,
кроткаго. любвеобилькаго Царя? Не были ли
муки Его сердца томительнее мук великаго
ветхозавтзтнаго страдальца 1ова?
«Господи! Да доколе же это?! Ужель ф1ал
гнева Твоего еще не истощился до дна? Или
еще рука Твоя карающая высока?!. О. мечу
БожШ! Доколе не успокоишися? Доколе не
внидеши в ножны твоя?...
«Но уже текут реки крови и потоки слез,
уже несутся-к небу стоны безпомощных вдов
и несчастных малюток-сирот: ради этой крови,
этих слез, этих стонов, смилуйся, Господи, над
нашей многогрешной Русью!... Не помяни без-
законШ наших, опусти карающую руку, вложи
меч Твой в ножны, помяни милости Твоя древ-
Н1я и — сжалься над несчастною нашей Роди-
ной!
«Воздвигни силу Твою и пршди во еже спа-
сти нас!»
Так переживал Смуту 1905 — 1906 г. г. до-
брый сын Церкви. Но не так восприняло
страшный урок русское общество. Не уразумъ-
ло оно знамешя гнева Бож1я! Да и мало дума-
ло оно о Боге.
Настал перюд новаго благодекств1я, еще
более яркШ, еще более блистательный, ч-вм
при Императоре Александре III. Но не ко спа-
сенш пошла и эта милость Бож1я, не вразуми-
'62
ли русское общество и эти дары Болаей благо-
дати, так обильно вновь одождивиие Россш.
Общество не прозръло, не очухалось от рево-
люцюкнаго угара, ничему н,е научилось: единаго
фронта охранительных общественных сил во-
круг правительственной власти не сложилось
и теперь, в этот послвднШ час. Антитеза «мы»
и «они> осталась в полной силъ. Баснословно
широко разливалась волна оппозиции; «лучине
люди» готовы были как угодно далеко идти в
соглашательстве с Революцией — только бы
не оказаться на сторонъ Царскаго правитель-1
ства.
Губительный, смертельный пароксизм рево-
люцюнной горячки Росс1я испытала в февраль-
ск1е дни. Безпорядки, возникипе в Петербурге,
ничего угрожающаго сами по себъ не предста-
вляли. Они относительно легко могли быть по-
давлены. Незначительные перебои в доставкъ
продовольств1Я раздулись, в воспаленном вооб-
ражение общества, в нъчто, якобы дающее на-
селен1ю право на то, чтобы «выйти на улицу»
с требовашем хлъба. Объективная обстановка,
не отвечала этой инсценировкъ «голодных без-
порядков»: Росс1я в цълом, а уж тъм болъе в
Петербург-в, жила не хуже, а, может быть, и
лучше, чъм до войны. Трезвая оцънка положе-
н1я, произведенная глазом опытнаго администра-
тора, легко подсказала бы мъры, которыя не-
избежны в таких случаях и которыя выполня-
63
ются самопроизвольно, под действ1ем своего
рода инстинкта государственнаго самосохранен1я.
Однако, Росая дошла уже до такого со-
стоян1я, что у нея инстинкт самосохранешя пе-
рестал функцюнировать: не нашлось скромной
военно-полицейской силы, способной в самом
зародыше подавить бунт, так безпощадно вры-
вавшШся в русскую жизнь в момент, когда
Россхя была, как никогда, близка к реализации
военнаго успеха. В каком то болезненном эк-
стазе восторженнаго бунтарства, Росс1я внезап-
но ополоумела, и во мгновеше ока омерзитель.
ный, предательскШ бунт облекся в глазах обще-
ства ореолом «Революции», пред которым без-
сильно склонилась и полицейская и военная
сила.
Чуть ли не единственным человеком, у кото-
раго не помутилось нащональное сознаше, был
Царь. Его духовное здоровье ни в какой мере не
было задето тлетворными веяшями времени. Он
продолжал смотреть на вещи просто и трезво.
В столице, в разгар войны— Великой войны, от
исхода которой зависела судьба м\ря> — воз-
ник уличный бунт! Его надо на месте подавить
с той мгновенной безпощадностыо, которая в
таких случаях есть единственный способ обез-
печить минимальную трату крови. Это было
Царю так же ясно, как было ему ясно при бо-
лее ранних его столкиовен1ях с общественным
мнен!ем, что во время войны, и притом, бу-
64
квально, накануне конечной победы над внеш-
ним врагом, нельзя заниматься органическими
реформами внутренними, ослабляющими прави-
тельственную власть.
Царь был на фронтв, во главтэ армш, про-
должавшей быть ему преданной. Так, кажется,
просто было ему покончить с бунтом!
Но для этого надобно было, чтобы то, что
произошло в Столице, было воспринято госу-
дарственно-общественными силами, стоящими
во глав'Б Россш, именно как «бунт».« Для это-
го надобно было, чтобы Царь мог пойти усми-
рять столичный «б у н т», как общерусскш Царь,
спасающш Родину от внутренняго врага, в об-
разе бунтующей черни грозящаго ея бытш!
Этого то как раз и не было. Между бунтую-
щей чернпо и Царем встал барьер, отд-влившШ
страну от ея Богом Помазанкаго Державнаго
Вождя. И встали не случайныя группы и не от-
дельные люди, а возникла грандюзная по ши-
роте захвата коалишя самых разнокачествен-
ных и разномыслящих групп и людей, объеди-
ненных не мыслью о том, как сгрудиться во-
круг Царя на защиту Страны — а, напротив
того, мыслью о том, как не дать Царю проя-
вить державную волю; мыслш о том, как —
страшно сказать!— спасти страну от Царя и его
семьи.
Что же было д-влать Царю? Укрыться
под зашиту оставшихся Ему верными войск и
65
итти на Столицу, открывая фронт внутренней
войны и поворачивая тыл фронту войны вн-вш-
ней? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы
понять морально - психологическую невозмож-
ность вступления Царя на этот путь.
Ъхать в Столицу, чтобы там, в сотрудниче-
стве с ведущими силами страны подавить, бунт,
опираясь на военную силу, хотя бы ценою тя-
желых, если это неизбежно, жертв, — на это
готов был Царь. Но рвать с «лучщими людьми»
страны и идти не карательной экспедищей про-
тив столичной черни, выбросившей красное
знамя, а междуусобной войной против Столи-
цы, ставшей центром сопротивления именно Ему
во имя какого то новаго устроен!я общегосу-
дарственной власти и не вызывавшей отталкива-
н1я даже у ближашаго окружешя Царя —
этого не мог сделать Царь.
Государь, внезапно оказался без рук: он
ощутил вокруг себя пустоту. Вместо чест-
ных и добросовестных исполнителей своих
предначертанШ он уже раньше все чаще видел
«советников» и «подсказчиков», в глазах кото-
рых «Он» м^шал им «спасать» Россш! У него
прямо вырывали «министерство общественнаго
довер1я». Можно легко представить себе, с
какой горечью должен был уже раньше выслуши-
вать Царь подобные советы в тех, тогда еще
относительно редких, случаях, когда они назой.
ливо предъявлялись ему чуть ли не в ультиматив-
66
ной форме. Так, англШскш посол имел сме-
лость предложить Царю уничтожить «преграду»,
отделявшую его от народа — и тем снова за-
служить доверие народа.
— Думаете ли вы, — с достоинством отве-
чал ему Царь, — что я должен заслужить довЪ-
р1е моего народа, или что он должен заслужить
мое дов-Бр1е?
Похож1я р-вчи пришлось выслушать однаж-
да Царю и от председателя Государственной
Думы Родзянко. Настойчивость родовитаго и
сановнаго возглавителя народнаго представи-
тельства довели Царя1 до того, что он, закрыв
лицо руками, произнес:
— Неужели я двадцать два года старался,
чтобы все было лучше, и двадцать два года
ошибался?
— Да, Ваше Величество, — был самоуве-
ренный ответ. — Двадцать два года вы стояли
на неправильном пути.,.
С этим неумным барином пришлось теперь
столкнуться Царю, действующим уже в каче-
стве представителя победоносной Революши,
властно от ея имени диктующаго Царю, как
ему надо поступать, чтобы, наконец, пока не
поздно, попасть на «правильный путь». Наивно
веря в то, что «ответственное перед Думой»
правительство сумеет остановить Революцш,
Родзянко торопил Царя с этой мерой. О пода-
влеши «бунта» силой в его глазах не могло
67
быть и р'Ьчи.
В-бдь, то, что произошло в Петербурге, не
был «бунт»: то была «Револющя!» Ее надо было
умилостивлять уступками, возможно скорыми,
мгновенными, способными остановить возгораю-
щШся ея аппетит. Стоя у одного конца прямого
провода, Родзянко волновался и негодовал по
поводу того, что Царь недостаточно быстро
реагирует на его I ребован1я об уступках. К
сожад-БШю, у другого конца этого провода не
было людей, способных оборвать безплодныя
р-Ьчи и без "всяких околичностей поставить себя
в распоряжение Царя... «Револющя» и в Ставке,
в глазах окружавших Царя генералов, была уже
ие просто силой внешней и вражеской, а она
была авторитетом. Этот авторитет давил на их
волю, на их совъсть. Самодержавный Царь был
уже как бы чЪм-то отживщим, устарелым, вы-
ходящим в тираж. «Будущее» шло ему на см-вну
— какое, никто толком не знал и не понимал,
но, во всяком случа-в, далекое от навыков и
традищй прошлаго. В глазах даже этого —
«генеральскаго» — общества, судьба Россш без-
поворотно отделилась от судьбы «самодержа-
В1я». Царь один этого не понимал!...
Да! Царь этого не понимал. Он готов был
возстановить порядок самыми крутыми м-рами
— и т-вм спасти Россш,
— Я берег не самодержавную власть, — ска-
зал он старому другу своей семьи, Фредериксу,
<68
— а Россш.
В этом уб'Ьжденш он оказался одинок. Бли-
жайшее окружете его стало на сторону «бунта>
и свои устремлешя направило на соглашатель-
ство с ним.
Психологическую опору это настроеше на-^,
ходило в убъжденш, принявшем в то психиче-
ски-больное время форму навязчивой идеи,
будто Царь, и особенно Царица, препятствуют
нормальному веденш войны! Измена Царю тЪм
самым облекалась в патрютическШ покров.
Убрать Царя и Царицу — в этом нам-вренш
сходились и «бунтовщики» и «патрюты». Что
было д-влать Царю?
Оставалась одна надежда спасти Россш:
признать, что,- действительно, по каким то не-
понятным, но вполн-в ргальным причинам, лично
он с Царицей являются помъхой для успокое-
ния Россш и для срочнаго возврата ея на путь
безперебойнаго продолжен!я войны.
Уйти — уступить мъсто на Тронь другому
и тт±м образумить Россш. Пред этим ръшен1ем
склонился Царь, как перед не )бходимостью,
определяемой обстоятельствами непреодоли-
мыми. Как мог Царь поступить иначе, когда
на этот путь толкала его не только настойчи-
вость петербургскаго прямого провода, но и ар-
М1Я!
Не кто иной, как генерал Алексеев, пред-
ложил Государю разослать запросы главнокоман-
69
дующим фронтами по вопросу от отреченш от
престола. Самая форма запроса с несомнен-
ностью показывала, что ближайпий к Государю
человек ищет у своих помощников поддержки
своему настойчивому совету. В запросе было
прямо сказано: «Обстановка, повидимому, не
допускает иного решен!я». Ответы были еди-
ногласны. Не составил исключешя и ответ вели-
каго князя Николая Николаевича.. БывшЩ Вер-
ховный телеграфировал:
«Считаю необходимым, по долгу присяги,
коленопреклоненно молить Ваше Величество
спасти Россш и Вашего Наследника. Осенив
себя крестным знамешем, передайте ему Ваше
наследство. Другого выхода нет».
Запросы и ответы датированы 2 мартом
1917 г. В этот же день Государь телеграфиро-
вал Председателю Государственной Думы:
«Нет той жертвы, которую я. не принес бы во
имя действительная блага 'и для спасен!я
Россш. Посему я готов отречься от престола в
пользу моего сына, при регентстве брата мо-
его Михаила».
Судьба Россш была решена. С этого момен-
та — спасешя для нея не было. Генерал Алек-
сеев едва ли не первый протрезвел, — но было
поздно. Уже 3-го марта он сокрушенно говорил:
«Никогда не прощу себе, что поверил в искрен-
ность некоторых лиц, послушался их и послал
телеграмму главнокомандующим по вопросу об
70
отреченш Государя от престола».
Царь только в одном изменил свое реше-
ние: он отрекся и за себя и за сына. Можно
думать, что не только соображешя о здоровш
Наследника играли здесь роль. Вероятно, при-
няты, были во внимаше и соображешя госу-
дарственныя: раз необходимость отречешя дик-
товалась отрицательным отношен1ем «народа» к
личности Царя и Царицы — не лучше ли
было власть передать лицу совершеннолетнему,
-а не отроку, неотделимому от ' родителей? Во-
обще удивительна та собранность мысли и раз-
судительность поведения, которыя проявил от-
рекающийся от престола Монарх: он все сделал,
чтобы облегчить положеше своим преемникам
по власти.
Вот, как об этом говорится в изданном кн.
Д. Д. Оболенским очерке, посвященном Госу-
дарю Императору Николаю II и составленном
по матер1алам, собранным «старым профессо-
ром»: «Он сделал все ог него зависящее, чтобы
обезпечить своим преемникам успех в борьбе
с внешним врагом и внутренними безпорядка-
ми. Понимая отлично, что регент не будет иметь
того авторитета, как Император, что лица, спо-
собствовавшая перевороту, всегда будут боять-
ся возмезд1я со стороны сына низложеннаго
Императора, Император Николай II изменил
первоначальную мысль об отказе в пользу
сына и отказался в пользу брата. Мало того,
71
он указал брату путь сближешя с народным
представительством (присяга конституции, от-
ветственный кабинет). Он дал приказ Армш и
Флоту бороться до конца за Росс1ю в единенш
с союзниками и повиноваться Временному Пра-
вительству (без этого приказа мнопе офицеры
не принесли бы ему присяги). Он успел до
отречешя назначить Главнокомандующим Вели-
каго князя Николая Николаевича и Председа-
телем Совета Министров — кн. Г. Е. Львова,
котораго Государственная Дума намечала на
этот пост, именно для того назначил, чтобы
оставипеся верными Государю могли со спо-
койной совестью подчиниться тем, кому пови-
новешем обязал их сам Государь. Все было
обдумано, все взвешено...»
Государь, покидая Трон, поглощен был
мыслью о том, как пойдут дела на фронте.
Война была в центре его жизни. «И подумать
только, — сказал он с печалью одному из офи-
церов свиты, — что теперь, когда я уже боль-
ше не Император, мне не позволят даже сра-
жаться за мою родину». С какою болью в сер-
дце отрывался от армш ея Державный Вождь,
с какой тягостной заботой: будут ли также
думать о нуждах доблестных защитников Рос-
с1и теперь, когда не будет его неусыпнаго гла-
за?
Ген. Н. М. Тихменев, начальник военных
сообщешй театра военных действШ во время
72
Великой войны, передавая свои воспоминашя о
последнем прощанш Государя со своими со-
трудниками по Ставке, отмечает, между прочим,
прощальныя слова, обращенныя Государем к не-
му и к главному полевому интенданту ген. Егорье-
ву. Как характерны эти слова! Подав обоим
руку и на секунду задумавшись, Государь, раз-
сказывает Тихменев, потом, подняв на меня
глаза и глядя в упор, сказал: «помните же, Тих-
менев, что я говорил вам, непременно перевези,
те все, что нужно для армш», и, обращаясь к
Егорьеву: «а вы непременно достаньте; теперь
это нужно больше, чем когда либо. Я говорю
вам, — что я не сплю, когда думаю, что арм1я
голодает».
А прощальное обращеше Царя к Арм1и?
Нельзя без волнешя читать его. Какое без-
предельное самоотвержен1е звучит в нем, какая
преданность долгу обороны страны! Страшным
укором должен был прозвучать этот прощаль-
ный Царск1й приват войскам по адресу тех,
кто боролся с Царем, сверг его и занял его
м^сто. Не этим ли объясняется, что обращеше
Царя, опубликованное ген. Алексеевым по Армш,
не допущено было Временным Правительст-
вом к распространен^?...
Вот этот исторически документ:
«В последнШ раз обращаюсь к вам горяче
любимыя мною войска. После отречешя мною
за себя и за сына от престола Росайскаго,
73
власть передана Временному Правительству,
по почину Государственной Думы возникшему.
Да поможет ему Бог вести Россш по пути сла-
вы и 6лагоденств1я. Да поможет Бог и вам, доб-
лестный войска, отстоять нашу Родину от зло-
го врага... Эта небывалая война должна быть
доведена до полной побтзды.
«Кто думает теперь о мир-Ь, кто желает его
— тот изм-внник Отечества, его предатель.
Знаю, что каждый честный воин так и мыслит.
Исполняйте же ваш долг, защищайте же добле-
стно *нашу Великую Родину, повинуйтесь Вре-
менному Правительству, слушайтесь ваших на-
чальников, помните, что всякое послаблеше по-
рядка службы только на руку врагу.
«Твердо втфю, что не угасла в ваших серд-
цах безпред'Ъльная любовь к нашей Великой
Родине. Да благословит вас Господь Бог и да
ведет вас к победе Святой Великомученик и
Победоносец Георпй.
8 марта 1917 г. Ставка».
Для уходящаго Царя думы о Россш неот-
делимы были от испов-Бдан1я Православной
В^ры: только под св. стягом Великомученика
Георпя мыслил он победу! Не так уже думала
и чувствовала Росс1я. Простившись с Царем,
Росс1я прощалась и с в-врою огцов.
«Россия никогда не будет побеждена, и это
не столько благодаря обширной своей террито-
рш, сколько благодаря душ-в своего народа,
74
которая все будет горъть и страдать, страдать
и горъть. Русск1е могут потерять весь м1р, но
они сохранят свою душу».
Так писал во время Великой войны арх1епи-
скоп Лондонск1й, передавая своим единоплемен-
никам и единозърцам то реальное впечатлите,
которое испытывал каждый вдумчивый и чут-
к1й иностранец, прикасавшшся к Россш. Так
оно и было. Теперь, с отказом от Царя, Росс1я
отрекалась и от своей души.
«Помни, Росс1я, — восклицал в срединъ XIX
въка, в разгар Великих Реформ, в бытность
его еще архимандритом, знаменитый церковно-
православный проповъдник, епископ 1оанн (Смо-
ленске), — что в тот день, когда ты посяг-
нешь на свою въру, ты посягнешь на свою
жизнь... >.
Этот день наступал с вынужденным уходом
Царя, с отречен!ем от него русскаго народа.
Вот, когда мог русскШ народ восклицать, об-
ливаясь слезами: «Погибаем, погибаем...» Ибо
подлинно «закатилось Солнце Земли Русской». "
Забыв о Царь, Росс1я забыла о войн-в, за-
была о Родинъ, забыла и о Бог-в. «Россия» во-
обще перестала существовать, как нъкая со-
борная личность. Осталась разсыпанная храми-
на, в которой не могло уже ничего сплотиться
достаточно стойкаго ни для защиты Царя, ни
для защиты Бога, ни для защиты Родины.
В возникающем хаосъ судьба Царя и его
75
семьи была предрешена. С необыкновенной бы-
стротой оказался он на положеши поднадзор-
ная арестанта. Пусть клевета замолкла незамед-
лительно, как только открылась возможность
проверки ея на фактах: Царь и его семья были
чисты, как стеклышко и в политическом и се-
мейно-общественном отношетгх. Какое это те-
перь имело значеше? О Царской семье мало
уже кто думал: все думали о себе, о своих
текущих нуждах и болезнях, которых станови-
лось все больше и больше... ,
Предоставленная себе, изолированная от
вн'Бшняго м1ра, подвергнутая режиму, колеб.
лющемуся между положешем домашняго ареста
и политической тюрьмы, Царская семья обна-
ружила силу христ1анскаго духа необыкновен-
ную. Сляше шло от этих, исполненных любви и
смирен1я, людей, и нужно было, действительно,
утратить самый облик челов-вческШ, чтобы,
приблизившись к ним, не проникнуться к ним
симпат1ей и почтен1ем. Не осталось у меня в
памяти подробностей, но довелось мне слы-
шать из уст извъстнаго журналиста Петра Рыс-
са разсказ, о том, какое неизгладимое впечатл-в-
н1е вынес нтзк1й (не помню его фамилш) ста-
рый революционер, приставленный одно время
для наблюдения за поведешем Царской семьи:
он не мог иначе говорить о них, как с чувством
восторженнаго умилен1я.
Достаточно прочесть книги ген. Дитерихса
76
или Соколова, чтобы испытать на себ-в дъйст-
в1е этого обаящя чистоты и святости. А сти-
хотвореше-молитва Вел. Княжны Ольги? Его
должны бы знать русск1я дъти...
Промыслительной Своей десницей Господь
любовно взращивал Свое насаждение. И вот
настал день, когда ангелы приняли в свои свтз-
тлыя объят1я св-втоносныя души Царя и его
Семьи... Роковой цъпью докатились события
до Екатеринбургскаго злодтэяшя. Кровью Царя
обагрилась Россия. Мученической смертью по-
чил посл'вдшй РусскШ Царь. .
Кажется, никто еще не обратил внимашя на
необыкновенное совпаден1е, способное заставить
горестно задуматься над судьбами несчастной
Россш. «День скорби>, день Екатеринбургскаго
злодъяшя совпал с днем памяти св. князя
Андрея Боголюбскаго, то есть того русскаго
князя, который, если не по имени, то по суще-
ству, по замыслу, был первым русским
Царем!
Мученической смертью погиб и этот вън-
ценосец, головою своей заплатив за то, что
чуть не четырьмя столттями шел он впереди
своего в-вка. И вот, в тот самый день, когда
Церковью поминается блаженная память при-
чтеннаго к лику святых Монарха-мученика, быв-
шего предметею идеи православнаго Царства
РоссШскаго, падает жертвою за ту же идею —
посл-Ъдтй Русскш Царь.
77
Сомкнулась цепь времени! И что еще при-
мечательно!!.
Свершилось падете Царскаго Црестола на
Руси и самой Державы РоссШской в тот самый
момент, когда Россия, впервые за всю свою Исто-
рию, была у конечной цели всей своей жизне-
деятельности, как Царства Православнаго! Све-
ржеше Царя сорвало победный для русскаго
оруж1я конец Великой войны. Между гбм, что
обещало Россш победоносное завершеше вой-
ны? Ответ на этот вопрос даст нам замеча-
тельное слово, сказанное митрополитом Антошем
в Неделю Православ1я в Храме Спасителя в
Москве в 1918 г^
Знаменитый архипастырь, прежде всего,
указал на то, что торжество Православия, в от-
лич1е от принятаго обычая справлять его в
древнем Успенском соборе, как это и проис-
ходило в течен1е четырех с половиною веков,
ныне справляется в Храме Спасителя. Почему?
Загражден путь в священный Кремль! Пасты-
рей и паству не пускают в чудотворную древ-
нюю церковь Успешя! Проповедник обращает
далее внимаше верующих на поразительный
контраст по сравнешю с прошлым годом, ког-
да в середине февраля совсем иного ожидали
от предстоящаго года.
«Тогда наши верныя войска грозною сте-
ною собрались против врага и, усилившись вче-
тверо по своему числу и по количеству оруж1я,
должны были с наступлещем весны быстрым
78
победоносным потоком пройти по вражеской
земл*в до Втзны и Берлина и достигнуть т*бх
ц^лей, с которыми начата была русским наро-
дом та священная и самоотверженная война, т.
е. освободить доблестное племя православных
сербов от поработительных посягательств ере-
тиков, протянуть руку братскаго общешя к
умолявшим о том Россш нашим единокровным
малороссам-галичанам и освободить от инород-
шаго ига их родину, — нашу родину, наследст-
венный уд"Бл Равноапостольнаго Владимира,
русскую Галицш, и что всего важн-ве, — дать
ея сынам, а нашим родным братьям возмож-
ность возвратиться в лоно св. Церкви от- униат-
ской ереси, куда вовлекли ее насил1ем порабо-
тителей и коварством 1езуитов.
«Да, год тому назад, мы, все русск1е люди,
надеялись на то, что сегодняшнее торжество
Православ1я мы будем справлять уже вм-вст-Ь
с ними, что к этому дню, как было сказано,
уже не будет Подъяремной Руси, а единая сво-
бодная и православная Русь.
«Но и этим не ограничивались наши жела-
шя. Уже исполнен был рисунок креста для во-
дворешя его на куполтз Константинопольской
Софш; уже близко было к исполнешю об1ыца-
ше московскаго царя Алексия Михайловича,
данное от имени своего потомства и всего рус-
скаго народа Восточным Патр1архам, — обЪ-
щаше освободить православные народы из под
ига неверных мусульман и возвратить христиа-
нам все древше храмы, обращенные в маго-
метанск1я мечети.
«Росс1я должна была занять проливы Чер-
наго моря, но Не покорять себъ- священной сто-
лицы великой Византш, а возстановить это
79
священное государстве наших отцов и учителей
по спасительной в-Ьр'Б Христовой, т. е. греков,
а себе пр1обр,Бсти отечество всех истинных
христ1ан, т. е. Святую Землю, 1ерусалим, Гроб
Господень, и, соединив ее широкой полосой
земли с Южным Кавказом, заселить гб святыя
м-вста добровольными русскими переселенцами,
которые ринулись бы туда в таком изобилш,
что в несколько лет обратили бы Палестину
и Сирш в какую нибудь Владимирскую или
Харьковскую губернш, конечно, сохранив все
преимущества того полумиллюна христиан и их
пастырей, которые доныне уцъл-ьли еще там
ОТ ТуреЦКИХ НЭСИЛ1Й.
«Не один русскШ православный люд жил
такими надеждами и полагал за них сотни ты-
сяч своих жизней в тяжком воинском подвиге:
этими надеждами жили, ими дышали, ими уте-
шались в своих страданиях, скажем без преу-
величен1я, все православные народы всего со-
временна™ М1ра, вся Святая Соборная и Апо-
стольская Церковь. Вся она ожидала, что на*
ступившее теперь 1918-е лето Господне будет
таким светлым торжеством Православ1я, каким
не было даже то 842-е лето, когда в память
духовной победы над еретиками иконоборцами
был установлен настоящШ праздник.
«И что лее? Вместо освобождешя порабо-
щенных православных народов, Церковь Рос-
сШская впала сама в такое порабощенное со-
стоян1е, какого не испытывали наши единов-вр-
ныя племена, ни под властью магометан, ни под
властью западных еретиков, ни наши предки
под игом татар».
Перед этой тягостной картиной проповед-
ник, однако, не предается унынш.
80
Он вспоминает с горечью о той мрачной
тъни, которую так долго отбрасывало на
Церковь «синодальное» ея возглавлеше и отда-
ется радостному чувству пред лицом вождел-вн-
наго переустройства нашей Церкви на началах воз-
вращешя к Патр1аршеству. Теперь ее «возгла-
вляет давно жданный жених пом-встной церкви,
и вот она, в разоренном нашем государстве,
окруженная злобствующими врагами нашей спа-
сительной в^ры, торжествует и благодарит Бога
о том, что Он послал ей в ут-вшен1е среди на-
стоящих скорбей то, чего она была лишена в
годы своего вн^шняго благополуч1я и безопа-
сности».
Но этому можно радоваться только потому,
что существует и еще одна причина к радости:
сохранеше того добраго, что взращено было
прежними годами русской церковной жизни.
Это — особое отношеше русских пастырей и
русской паствы к жизни и в-вр'Ь. «Запад взирает
на временную жизнь, как на наслаждеше, а на
релипю, как на одно из средств (даже сомни-
тельных) к поддержанш благополуч1я этого.
Напротив, русск1е люди, даже и не очень твер-
дые в в'вр'Б, понимают жизнь, как подвиг,
ц^ль жизни видят в духовном совершенствова-
ны, в борьб-в с страстями, в усвоенш доброде-
телей, словом — в том, чего европейцы даже и
не поймут, если будете говорить с ними о по-
добных предметах».
81
Проповедник убежден в том, что отошед-
Ш1е от Бога не составляют большинства рус-
скаго народа.
«Огромное большинство русскаго народа,
которое, сидя в деревнях и городах, продол-
жает в потъ лица смиренно трудиться над своим
д-влом и больше прежняго переполняет святые
храмы, говъет и жертвует на церкви и на бед-
ных, — оно попрежнему носит в своих сердцах
высоки завъты Христовы, попрежнему оно во-
все не похоже на современных европейцев: оно
отличается от них неслыханною среди них от-
кровенностью, искренностью, доверчивостью,
отсутствием гордыни и незлоб1ем; оно благодуш.
но принимает обличешя, быстро умиляется
сердцем и отзывчиво на мольбу...
«Геройство духа, понят1е о жизни, как о
подвиг-Б, хранится только в Церкви, а так как
оно в большинстве ея сынов хранится и до
настоящих дней, то торжество Православ1я со-
вершается сегодня вполнъ законно, как торже-
ство Христовой правды на землъ; и оно будет
совершаться с тъм же восторженным прослав-
лешем Пастыреначальника душ наших, как в
прошедш1е годы, когда Церковь именовалась
господствующей». Но не закрывает проповед-
ник своих проницательных глаз и на иную, бо-
лъе страшную, перспективу, которая может
ждать Росс1ю. «Да! — продолжает архипастырь,
— оно будет продолжаться и в том случаъ,
81
если государство подпадет полному подчинен^
врагов, если даже на православных откроется
прямое гонен1е. Церковь будет торжествовать
о своем вечном спасенш, о том, что ея чада
идут ко Христу, как Он и завещал им: «бла-
женни будете, егда возненавидят вас челов-вцы
и разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше,
яко зло, Сына Челов-вческаго ради; возрадуйте-
ся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша
многа на небеси». Аминь.»
Эта мрачная концовка только отт-вняет тот,
на теперешнШ взгляд, удивительный оптимизм,
которым проникнута пропов-вдь, сказанная наи-
более, быть может, прозорливым и глубоко
проникнутым идеею Православнаго Царства
русским 1ерархом, — сказанная пред лицом уже
завлад'Бвшаго Кремлем торжествующаго боль-
шевизма! В глазах митрополита Антощя, уступ-
ленная большевикам Росс1я еще — Святая Русь!
В его представленш Императорскш перюд ис-
торш Россш заслонен еще т^нью, отбрасывае-
мой С,инодом, как н-бким злым началом, см-внив-
шим Патр1арха в жизни Православной Русской
Церкви!
Медленно, очень медленно, слишком медлен-
но, чтобы оказать ощутимое возд,вйств1е на
судьбы Россш, проникало в сознаше русских
людей даже, казалось бы, наиболее открытых
пониманш рельной действительности в ея «ми-
стической» сущности, представлен1е о подлинном
83
значенш факта отречешя Россш от своего Ца
ря. Всъ мы в этом в той или иной степени по
винны, и каждый из нас, оглядываясь на себя
вероятно, немало может сделать себе упреков
Не раз приходило мн-в на ум сделанное од
нажды одним умным французским писателем на
блюден1е: когда, говорит он, смотришь назад
прошлое кажется гладкой, хорошо укатанной
широкой дорогой, по которой естественной че
редой текут собьтя, — а когда пытаешься всмо-
треться в будущее, вздымается крутая скали-
стая ст-вна, и безплодно ломаешь себъ голову
над тъм, в какую же из небольших расщелин,
в этой ст-бнъ замечаемых, устремится поток
событш и превратит ее в широкш открытый
проход...
Откуда только ни ждали русск1е политики-
мыслители спасешя Россш! А того «единаго на
потребу», что означало бы моральное выздоров-
ление Россш, не обнаруживали в своем духовном
хозяйстве: покаятя в великом грехе цареот-
ступничества, которое явилось одновременно и
отступничеством от Веры.
Убог наш монархизм, поскольку он не выхо-
дит за пределы размышленш утилитарно полити-
ческих! Безсилен он перед фактом духовнаго
распада Росаи. Возстановлеше Российской мо-
нарх1и не есть проблема политическая. Пара-
доксально может это звучать, но в настоящее
время реальным политиком может быть только
84
тот, кто способен проникать в мистичесную сущ-
ность вещей и собьтй. Только духовное возрож-
дете Россш может вернуть ее м1ру. Поскольку
в прошлом мы стали бы искать уроков, светлых
знаменШ, духовных руководителей для созда-
Н1я нашего будущаго, наша мысль должна об-
ращаться не к политическим вождям, как бы
велики ни были в прошлом их заслуги. Ч-бм
могут помочь нам Петр ВеликШ, Александр II
или Столыпин? Не поможет нам и уход в древ-
нюю Москву, поскольку мы там стали бы
искать уроков политической мудрости!
Эти уроки использовали, может быть, сами
того и не подозревая, теперешше властители
Россш. Не является ли СССР, как это первый
заметил П. Б. Струве, обезбоженным и обезду-
шенным универсально-крепостным государст-
вом, организационно весьма близким опыту
древней Москвы, только... с обратным духов-
ным знаком?!
Есть только один вождь, способный нам
вернуть Россш — тот, который положил ея
начало, в облик-в- Святой Руси утвердив Россш-
ское великодержав1е: Владимир Святой! Россш
надо «крестить». Только наново крещеная Русь,
может снова стать Православным Царством.
Возможно ли это новое рождеше духовное?
В этом — вопрос бьтя Россш, как Историче-
ской Личности, которая изв-встна нам из исто-
р1и и которая кончила свою внешнюю, го-
85
сударственно-организащонную жизнь с падентем
Трона ея Царей. Другого пути возстановлешя
Исторической Росеш н'вт. И это — проблема не
только наша, русская. Это и проблема м!ровая,
вселенская. Ибо от того или иного р-вшетя ея
зависит и судьба м1ра, точнее говоря, зависит
вопрос о возрасти м!ра и о близости на.
ступлен1я Восьмого Дня...
* # *
# # #
Отпечатана в типографе «ЗАРЯ»
918/1 Лин Сен Род. Тел. 74469
ТНЕ ЫВКАКУ ОГ ТНЕ
1Ш1УЕК81ТУ ОР
1ЧОКТН САКОЬША
АТ СНАРЕЬ Н1ЬЬ
КАКЕ ВООК СОЬЬЕСТЮ.\
ТЬе Апйгё §ау1пе СоНесИоп
ОК2 5 8
.23
Поступили в продажу новыя книги:
СВЯЩ. КИРИЛЛ ЗАЙЦЕВ. Православная Церковь
в Советской РоссЫ] ч I. Время
Патр1арха Тихона (Независимая
Церковь в безбожном государст-
въ).
С0Ф1Я ЗАЙЦЕВА.
Дътеними глазами на М1р.
У порога в М1р.
Путь чрез М1р.
Склад изданий:
К!0ск Наеедральнаго Собора.
55, Рю Поль Анри
Шанхай.